Воины Посейдона

– Немедленно докладывайте обо всех воздушных и надводных целях с максимальной идентификацией и подробными характеристиками. – И, отходя от них, добавил:

– Где бы я ни находился!

– Есть немедленно докладывать обо всех целях!

Командир направился в рубку, где штурман уже прокладывал новый курс. Старпом вместе с ним склонился над штурманским столом, сверяя координаты. Командир быстрым шагом подошёл к своим офицерам. Подвижными, пронзительно голубыми глазами осмотрел карту с проложенным курсом. Бросив короткий взгляд на часы, подал команду, не глядя на рулевого:

– Пятнадцать градусов право по компасу. Так держать.

– Есть пятнадцать градусов право по компасу, так держать! – задорно крикнул рулевой, тоже проникнувшийся общим настроением, царившим теперь на мостике.

Командир, в нервном возбуждении потирая ладони, отошёл от стола. В этот момент он чуть не наступил на маленького котёнка, метнувшегося от его ног.

– Ч-чёрт, ты ещё здесь под ногами… Уберите его с мостика! – рявкнул он на штурмана и вышел из рубки. Штурман ловко подхватил с палубы своего питомца. Ласково поглаживая его рукой, озадаченно посмотрел на старпома.

– Нервничает старик… – полушёпотом проговорил старпом, кивнув в сторону Сноупа. – Последний поход, и вдруг выпадает такой шанс. Адмирал в шифрограмме обещал оставить его на флоте ещё на три года, если он найдёт эту скорлупку с астронавтами.

Командир отошёл в левое крыло мостика. Напряжённо думая о чём-то, снял фуражку, обнажив седую голову с аккуратным пробором. Задумчиво глядя на палубу, достал из кармана белоснежный носовой платок. Медленно протёр внутренний кожаный околыш фуражки.

На мостике воцарилась обстановка, схожая с той, в которой оказываются дети, находясь в одной комнате со строгим отцом, когда он раздражён или сердится. Никто громко не разговаривал, ходили тихо и не делали резких движений. Все, кто был на мостике, выжидательно поглядывали в сторону неподвижно стоявшего командира.

Убрав в карман носовой платок, командир задумчиво разглядывал военно-морскую кокарду на своей фуражке. Сноуп смотрел на неё так, как если бы он смотрел на самую дорогую и важную вещь в своей жизни, с которой ни при каких обстоятельствах не хотел бы расстаться. Вздохнув от каких-то своих мыслей, он аккуратно и бережно положил фуражку на столик рядом со стеклянной вазочкой. Вазочка была наполнена грецкими орехами – любимым лакомством командира.

Сноуп взял пару орехов и, зажав их в кулаке, открыл дверь с мостика на верхнюю палубу. Он вышел на воздух и сразу попал в тугую тёплую струю встречного тропического ветра, многократно усиленную полным ходом корабля. Вахтенный сигнальщик, стоявший у левого борта с биноклем у глаз, услышав, что кто-то вышел, повернул голову и вытянулся в струнку.

– Продолжайте наблюдение… – обронил Сноуп.

– Есть продолжать наблюдение! – Матрос снова поднёс бинокль к глазам.

Корабль шёл самым полным ходом, на который был способен. Командир стоял, широко расставив ноги, чуть наклонившись вперёд, сопротивляясь сильному океанскому ветру. Его тщательно зачёсанные седые волосы растрепались. Вглядываясь вдаль и дыша полной грудью, он с силой сдавил в кулаке орехи. Послышался хруст скорлупы, Сноуп раскрыл кулак. Один орех оказался гнилым, поэтому другой не раскололся. С вялым недовольством на лице Сноуп подставил ладонь ветру. Скорлупки треснувшего пустого ореха тут же сдул мощный порыв. Повертев в руках ставший бесполезным уцелевший орех, он хотел было вернуться и взять ещё один, но, передумав, вдруг резко развернулся и запустил его в морскую пучину.

Также как этот подхваченный ветром орех, к океанской бездне стремительно и неизбежно приближалась раскаленная сфера спускаемого аппарата. Со свистом и воем модуль с космонавтами на огромной скорости проходил плотные слои атмосферы. В капсуле царил полумрак, горели только лампочки аварийного освещения. На лицах космонавтов отразилось нечеловеческое напряжение. Бортинженер с нависшими гроздьями пота над бровями не оставлял попыток реанимировать вышедшее из строя оборудование спускаемого модуля, но все его усилия были тщетны. Вконец вымотанный Тобольцев, оторвавшись от пульта, упал в кресло и выдавил:

– Командир, температура в два раза выше нормы. Автоматика не запускается…

Муртазин с усилием дотянулся до плеча бортинженера, положил на него свою ладонь.

– Ничего, Лёня, отдохни… Время ещё есть. Попытаемся ещё раз… – проговорил он, тяжело дыша. Тобольцев в ответ как-то обреченно прикрыл веки и едва заметно кивнул.

* * *

Российская подводная лодка шла на глубине перископа. Она возвращалась с боевого дежурства от берегов Австралии. Автономное плавание подходило к концу, и лодка всплыла на перископную глубину для сеанса связи со штабом дивизиона. Командир лодки, пробираясь по лабиринтам узких проходов, направлялся в отсек секретной части.

Как только он вошёл, шифровальщик вскочил и протянул ему радиограмму. Пробежав её глазами, командир сорвал трубку внутреннего телефона. На командном пункте лодки зазвенел зуммер звонка. К трубке подошёл статный офицер с чёрными, как смоль, усами.