Воины Посейдона

– А помнишь? Мы с тобой и батькой твоим Петром за раками ходили. Тогда тебе лет десять было… Ты в речку голым полез, а деревенские девчонки твои трусы спрятали. Ох и крику тогда от тебя было, когда ты по берегу нагишом с выпученными глазами бегал. – Старик зашёлся хриплым дробным смехом.

– Помню, дядь Вань, помню… – Заулыбался Сергей и в свою очередь заинтересованно спросил: – А ты другую историю помнишь?

– Ну-ка… – Старик утёр кулаком прослезившиеся от смеха глаза.

– Мы с пацанами у Кузьмичихи яблоки воровали, – он повернул голову к жене, которая пила чай и с улыбкой слушала их беседу, – хоть у каждого и своих полно было… Она за нами погналась, в темноте подвернула ногу и прямиком в навозную яму завалилась. Ты её в больницу на своём мотоцикле отвёз, а нас потом заставил свой «Урал» от навозного запаха отмывать. И когда мы его отдраили, он такой чистенький стоял, блестел весь! А я взял и сдуру белой краской на коляске написал: «Вперёд на Берлин!» – Все опять дружно засмеялись. – Ох и влетело мне тогда от отца!

– Да-да… – Закивал старик. – Шалопутный ты был! – Егорыч шутливо взъерошил волосы на затылке Сергея.

Светлана, переводя дух от смеха, налила мужу чашку чая и подвинула ему розетку с вареньем. Следующую чашку она передала Егорычу.

– А Кузьмичиху-то года два как схоронили… – посерьёзнев, продолжил Егорыч, глядя на дымящийся чай в своей чашке.

– М-да-а… – В скорбной задумчивости он стал размешивать ложечкой сахар. – А теперь вот её внуки часто приезжают; домик хороший на участке поставили, тёплый… и зимой жить можно.

Сергей, зачерпнув варенье, одобрительно кивнул, отпивая горячий чай из чашки.

– А я вот на всю зиму опять в город уеду, – с горечью промолвил старик. – На мою пенсию разве тёплый домик построишь? Вот и коротаю тёплые денёчки в дощатом домишке, так и тот, говорят, могут отнять вместе с землицей нашей. Вроде как трасса какая-то здесь должна пройти… – Он вскинул глаза на Сергея, – Сергунь, а ты ничего об этом не слыхал? Будто бы наши сады сносить собираются?

– Мать что-то говорила, но-о… – Пожал плечами Сергей.

– Нешто мы не люди?! – Дед не дал ему договорить, всё больше распаляясь. – Здесь же одна глина была! Мы в неё, в землицу эту, сколько крови и пота влили! Мария моя на этой земле померла, царствие ей небесное… А теперь у нас её отнять хотят? – В глазах у деда заблестели слёзы, голос дрогнул, и он заговорил как-то обречённо и тихо: – Я сорок лет на стройках отработал, пол-Москвы построил, сам в бараке с женой и малыми детьми жил… – Он тяжело вздохнул. – Дали мне квартиру… Дочки мои теперь там живут. Татьяна после развода с севера с детьми вернулась. Долго с нами жили, потом и она свою квартиру от государства получила. Это ещё когда Союз был… – Дед печально вздохнул. – А теперь внуки выросли, своих деток нарожали, тесно стало, вот она ко мне и переехала. А Любка-то так замуж и не вышла… – вроде бы не к месту с горечью выдавил дед и опустил голову.

Сергей помрачнел, он понимал, что в Егорыче по большей части говорит выпитая водка. Но он почему-то проникся к старику искренним сочувствием.

Вдруг Егорыч вскинул на Сергея глаза, полные тоски.

– Ну, не могу я в этих муравейниках жить! К земле тянет! Я ж крестьянский сын! – Он приложил натруженную ладонь к сердцу. – С радостью подался бы в свою деревню на Смоленщине, так её ещё в семидесятые распахали… А что мне осталось?! Два куба бетона на двенадцатом этаже? Где же моя пядь земли, которую я защищал?! Неужели мы, русские люди, себе хорошую ЖИЗНЬ не заслужили? – Он опять понизил голос, уставившись на нетронутую чашку чая. – Такую войну одолели, страну подняли… Я под фашистом в десять лет осиротел, сам чуть от тифа не помер… партизанил. Потом уже как сын полка с действующей армией до Праги дошёл. А что мы в молодости после войны видели?.. Только тяжкий труд да полуголодную жизнь от получки до получки. – Он в сердцах постучал кулаком по костистой груди. – Так дайте мне хоть остаток дней дожить на своей земле под своими яблоньками!

– Да ладно тебе, Егорыч… Чего ты разошёлся-то? Никто у тебя пока ничего не отнимает, – встряла в разговор соседка Нюра, подруга мамы Сергея. Не обратив ни малейшего внимания на её реплику, старик продолжал, пристально глядя в глаза Сергею:

– Не пойму я, Серёжа, как же это у нас так всё получается? Столько у нас земли, богатств в ней всяких… В космос вон уже больше полувека летаем, газ с нефтью столько лет в Европу гоним, а пол-России до сих пор дровами топится и в покосившихся хатах живёт. Почему это так, Серёж, а? – Егорыч приблизил лицо ближе к Сергею, дыша на него свежим перегаром. В его глазах застыла мука и искреннее непонимание. Сергею стало нестерпимо жалко этого старика с замусоленными орденскими планками на старом пиджаке, но ответа на этот вопрос он и сам не знал.

– Да что ты к нему привязался-то?! – опять не выдержала Нюра. – Человек отдыхать приехал, а он к нему с дурацкими вопросами пристаёт! Лучше бы за гармошкой сходил.

Егорыч, неловко двинувшись от Сергея, чуть не опрокинул чашку с нетронутым чаем.