Но ведь она человек. Не лер. И не животное. И у нее сохранился разум, который можно было бы как-то использовать. Лизендир сделала Хана частично лером, чтобы стать хоть немного понятной ему. А Устеин просто поглощала все в себя, спрессовывала все в своем вечном настоящем.
Хан долго размышлял, пока не почувствовал, что сон одолевает его. Тогда он погасил лампу и лег рядом со спящей девушкой, которая доверительно прижалась к нему. Хан продолжал думать о ней. Он не был новичком в отношениях с девушками. Но эта отличалась от всех, кого он знал раньше. Чем? Красотой. Но это была не внешняя красота, предназначенная, чтобы скрыть внутренний мир. В ней было что-то иное. Что же? Что-Что-то абстрактное. Что-то, что невозможно ощутить материально. Что-то, связанное со временем. Время? Жена? Дети? Любовь? Семья. Дети. Бронзовые волосы и волосатые ноги… Время. Чувство времени. Дети…
И вдруг сон покинул его. ОН понял. Он получил ответ. Он догадался, кто управляет Воинами. Кто и почему. И для полной ясности требовалось задать несколько вопросов Хате. Простых вопросов. Впрочем, и так все ясно. Он взглянул на островок реальности, который находился рядом с ним. На спящую Устеин. Взглянул и уснул.
Глава 6
Хан вскоре начал беспокоиться об Устеин так же, как и о Лизендир. Если его предположения хотя бы частично правдивы, то они находятся в величайшей опасности, гораздо большей, чем та опасность, которую представлял для них Хата. Хану даже стало немножко жалко Хату и всех Воинов. Ведь они были всего лишь безмозглым орудием в чьих-то руках, даже не подозревая об этом.
Но затем он вспомнил о том зле, которое Воины могут принести Вселенной: смерть, разрушения, разбитые семьи… У них было ужасное оружие: бомбардировка метеоритами. Правда, это оружие могло быть использовано только против планет. Если бы Хан мог забыть об опасности, грозящей вселенной, и думать лишь об одной этой планете… он бы согласился с Лизендир: пусть они тут подыхают. Правда, он бы постарался сначала вывести отсюда всех людей — но увы, эти бандиты угрожали вселенной, и их нужно было обезвредить раньше, чем они смогли бы что-нибудь предпринять. И совершить это могли только они, Хан и Лизендир. А для этого Хану нужно было завладеть обоими кораблями и добиться сотрудничества с Хатой. Хорошо бы в это дело не вмешивать Лизендир. И хорошо бы сделать это быстро, так как он слышал разговоры среди Воинов о том, что скоро они собираются в новый набег.
Он направился на поиски Хаты. Обойдя весь дом, он не нашел ни малейшего его следа. Хата исчез. И Лизендир тоже. Хан потратил много времени на тщетные разговоры с клерками и Воинами, которые или не знали, где находится Хата, или не хотели говорить ему. Наконец он встретился с мажордомом и уговорил его послать Хате гелиограмму. Мажордом заметил, что он не может сказать с уверенностью, приедет ли Хата, получив гелиограмму. Хан стиснул зубы. Хата может появиться лишь через несколько дней. А без него он не сможет сделать то, что задумал. Остальные Воины либо не доверяли Хану, либо не обращали на него внимания. А почему должно быть иначе? Ведь Хан, как и Устеин, не был для них личностью. Он был зверек, как и девушка.
Хан вернулся в свои апартаменты. Когда он вошел в комнату, то увидел, что Устеин сидит на постели и занимается тем же, чем занималась почти все время: причесывает свои волосы цвета меди. Он подошел, сел рядом с нею. Им оставалось быть вместе всего несколько дней… или даже, в случае удачи, они не расстанутся никогда.
Хан легонько коснулся волос девушки.
— Дай мне гребень, я хочу причесать тебя.
Устеин с удивленной улыбкой подала ему гребень. Хан коснулся ее волос, чувствуя, как в нем просыпается страсть… Вскоре он забыл о том, что хотел причесать ее.
Хата не появился ни в этот день, ни на следующий. Хан проводил много времени с Устеин и с удивлением обнаружил, что она очень быстро, удивительно быстро, понимает то, о чем он рассказывает ей. Она легко приспособилась к мысли о том, что им придется жить в другом мире, где все люди дикие, вернее, свободные.
— Но мне будет там очень трудно.
— Я буду помогать тебе.
— Без тебя я бы никогда туда не поехала. Но ты будешь со мной. Не бойся за меня. Я сумею жить так, как хочешь ты. Но я хочу попросить тебя об одном.
— Проси, Устеин.
— Не заставляй меня убирать волосы с моих ног. Я буду прятать их, если в твоем мире это будет считаться смешным. Ведь разве ваши женщины не прячут то, что не красиво, и не выставляют напоказ только то, что может понравиться?
— Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я постараюсь привыкнуть к ним. — Он погладил шелковистый мех, покрывавший ее ноги. Он сидел, задумавшись, а она смотрела на него ласково и нежно.
— Иди ко мне, — позвала она, — я хочу ласкать тебя. Из всего, что мы делаем, это самое приятное.