С другой стороны, население, зная обо всем происходящем на Левобережьи и ценя мирную жизнь, к административному слиянию с ним относилось определенно отрицательно.
Сохранились документы (до революц. в Чернигове — Музей Тарновского) письма ген. обозного Борковского об обсуждении вопроса о слиянии Слободщины с Левобережьем после «вечного мира» и уступки Правобережья Польше. На слиянии настаивал гетман Самойлович и Генеральная старшина. Были опрошены полковники и ряд сотников слободских казачьих полков, которые все высказались против слияния, ибо де народ желает «мирного жития». В возможность его на богатом бурным и кровавым событиями Левобережьи, по-видимому, не особенно верили.
Как видно из изложенного, есть все основания считать соответствующим истине это документированное объяснение, а не версию Грушевского, ничем не обоснованную.
Полки Слободской Украины, (территории) быстро заселялись, а вместе с тем росла и их военная сила. В богатый войнами период конца XVII и начала XVIII веков эти полки, по выражению одного мемуариста Слободской Украины, «во всех походах и делах российской армии неизменно доблестно принимали участие».
В 1732 г. полки эти были переименованы в драгунские полки, но эта реформа вызвала недовольство слободских казаков, дороживших старыми традициями казачества, а потому с воцарением имп. Елизаветы, благоволившей к украинцам, в 1743 г., эти полки опять превращены в казачьи.
Только в 1764 г., после упразднения гетманства на Левобережьи, слободские казачьи полки были окончательно превращены в гусарские полки регулярной кавалерии российской армии.
Старшины же этих полков превратились в потомственных дворян Российской империи, подобно казацкой старшине Левобережья.
Социальная структура Слободской Украины в основном изменялась так же, как и на Левобережьи. Прибывшая из Украины беженская масса была однородной и свободной. С организацией воинских подразделений (для охраны южных границ) из этой массы выделяется старшина — привилегированная группа. Остальная масса, в процессе дальнейшего административного и военного устройства Слободщины, делится на казаков и вольных поселян. Постепенно на вольных поселян накладывается ряд обязательств. Сначала по отношению к старшине, аналогично с «послушнеством» Приднепровья, а потом и по отношению к государству, с превращением их в так называемых «государственных крестьян».
Эти последние в течение XVIII столетия в значительной части или были закреплены, как собственность старшины и ее потомков, или «пожалованы» российскими императрицами отдельным лицам. Так создались на Слободской Украине помещики.
Городское население Слободщины было чрезвычайно малочисленно, ибо малочисленны были и молодые, недавно основанные города. Состояло оно из лиц, причастных к административному аппарату (военных, чиновников), духовенства, купечества и мещан-ремесленников. В отличие от Левобережья, где городское население было исключительно из местного населения, в городах Слободской Украины было немало и великороссов. Евреев в Слободской Украине тогда не было.
В области культурной жизни населения Слободская Украина, занятая в начале устройством жизни на новых местах, ничем особенным себя не проявила и никаких культурных центров, монастырей или известных школ не создала. Довольствовались тем, что шло или с Приднепровья, или из Великороссии, конструктивно соединяя оба влияния и постепенно сливаясь с общероссийской культурной жизнью. Сепаратисты этот процесс называют «насильственным обрусением». Но никаких доказательств «насилий» не приводят и замалчивают, что вопрос идет о культурной жизни беженцев, переселившихся в Великороссию (Московское царство), т. е. в другое, в те времена, государство. И, конечно, естественно, что московские воеводы и служилые люди, находившиеся на территории, на которой осели беженцы, не спешили воспринять от беженцев их язык и быт.
В бытовую же сторону жизни, нравы, обычаи переселенцев «московские люди» не вмешивались вообще, не препятствуя им сохранять свой быт, покрой одежды, чубы, усы и «оселедцы», не заставляя отпустить на московский лад бороды, но и своих бород не брили и чубов не отпускали в угоду переселенцам.
В культурной области также нет никаких свидетельств о «насилиях» или о насильственном употреблении «московского» (великорусского) языка. Объяснялись с переселенцами каждый на своем языке и, к общей радости, убеждались, что отлично понимают друг друга.
Суд же (без всяких переводчиков) осуществлялся на основании московских законов, обязательных на всей территории Московского царства, в том числе и на землях, предоставленных для поселения беженцам с Приднепровья.
Сепаратисты и в этом усматривают «насильственное обрусение», совершенно забывая тот факт, что нигде и никогда переселенцы в другую страну не организовывают свой суд по своим законам, а подчиняются законам страны, их принявшей.