Читаем Воины Солнца и Грома полностью

Воины Солнца и Грома

Секира Радко коснулась серебряного креста, и тот вспыхнул белым пламенем. Чернец схватился за крест, обжигая руки, но тот врос в тело монаха. Воя от боли и грязно ругаясь, корчился Амвросий на земле, пока кинжал самаритянина не прервал его вопли. Вскоре от крестителя болгар осталась лишь кучка обгорелых костей.

– Кто творит бесовские дела, лишь телом человек, а душою – бес, – проговорил Радко. – Бросьте это в склеп к Маркиану и завалите его камнями.

– А вдруг снова встанут? – боязливо протянул кто-то.

– Огонь Сварога – в солнце, молнии, земном огне, если он поразит упыря – тот уже не встанет.

ЧЕРНЫЙ БЕС

Зимним вечером 881 года узкими улицами Подола шел десяток молодых дружинников. Сильные юношеские голоса в лад выводили:

Радуйся, земля!

Ясен свет засветился!Радуйся, земля!ТоДаждьбог народился!

Впереди, высоко поднимая шест с расписанным яркими красками улыбающимся ликом Даждьбога-Солнца, шагал стройный безусый парень с кудрявыми золотистыми волосами. Рядом семенил, наигрывая на гуслях, невзрачного вида волхв с редкой бородой, в залатанном белом плаще поверх кожуха. Длинные седеющие волосы падали на плечи из-под печенежского колпака. Колядники уже подходили к богатому двору хазарского гостя Оврама Мировича, когда из-за угла выехал верхом рыжеусый княжеский сотник Роальд.

– Вы что это творите, язычники, безбожники! Рады, что благоверный князь Аскольд на полюдьи? И хоть бы волхва себе пристойного нашли, а не Творимира, бродягу нищего!

– Я по свету брожу, чтоб богам служить да людям мудрость нести, а ты – чтобы людей за серебро убивать, – смело откликнулся Творимир.

– Не говори про нас владыке, Роальд, ладно? А мы с тобой хазарским вином поделимся…

– Я воин, а не ябедник, чтобы на вас доносить… А тебе, Радо, велено немедля явиться к владыке Михаилу.

Золотоволосый с досадой тряхнул головой и передал товарищам шест с Даждьбогом.

– Ничего, Радо! Мы на твою долю гостинцев оставим.

Поднимаясь узким извилистым Боричевым узвозом, Радо вынужден был посторониться: конные варяги гнали гурт мужиков и баб в бедных свитах и кожухах. Рядом шел, довольно потирая руки и прищелкивая языком, вертлявый человечек в пышной лисьей шубе.

«Древлян ведут, что дань не заплатили. На прошлой неделе ирпенских полян гнали. А Харлампий-гречин уже приценивается. У- у, кровосос заморский!»

Поднявшись на гору и пройдя мимо заснеженных курганов знатных киевлян, юноша вошел в ворота Киева-города. У древнего капища Рода полыхал жертвенный огонь и громко пели жрецы. В ярко освещенную множеством свечей деревянную церковь святого Ильи важно, не спеша, сходились ко всенощной бояре. Приветливо светился слюдяными окнами и деревянный, богато изукрашенный резьбой княжий терем.

Радо вошел в жарко натопленную, увешанную персидскими коврами и устланную медвежьими шкурами владычью келью. В удобном деревянном кресле восседал уже облаченный в расшитые золотом ризы, с эмалевой панагией на груди епископ Руси Михаил. Большие черные глаза пронзительно глядели из-под густых черных бровей. Сильная рука властно сжимала посох моржовой кости. В руках молчаливого раба-сарацина Ильяса переливалась каменьями золотая митра.

– Колядовал небось, отроче неразумный? Не отговаривайся, знаю – врать не умеешь. Дабы на праздник не грешил, вот тебе княжья грамота. В Родень, посаднику Твердиславу. Всенощной можешь не отстаивать, но чтобы выехал засветло.

Из-за стены доносились крики и брань.

– Слышишь – Шумила-палач лютует? Изругал отца духовного и теперь вместо епитимьи весь день работает.

«И зачем он келью себе рядом с застенком устроил?» – думал Радо, пробираясь через задний двор в комнату ключницы Миланы. Немолодая бездетная ключница заменила ему, безродному сироте, мать. Семнадцать лет назад воины Аскольда нашли на берегу Дуная иссеченного болгарского воина, а рядом с ним – младенца. «Радо», – только и успел проговорить умиравший. Целые роды погибли в тот год: князь Борис крестил тогда Болгарию.

– Ешь, дитятко! От пира много вепрятины осталось, и меда я тебе приберегла. Много ли наколядовал?

– Княжью службу – ни свет ни заря скакать в Родень с грамотой. Не пойму уже, кто на Руси князь – Аскольд, Дир или Михаил?

– Берегись ты, сынок, владыки! Говорят, чернокнижник он. Сама не раз слышала: говорит с кем-то в келье, а голоса – будто звериные. А то еще лежит, ну точно мертвый, а Ильяс тогда всех гонит: почивает-де владыка.

– Известно, какие он чудеса в келье с холопками творит. А то и с боярынями молодыми, – беззаботно усмехнулся юноша, налегая на сочное мясо.

– А еще говорят: служит ему Черный Бес. В черной хламиде греческой, и лицо будто у покойника. Ходит тот бес ночами по Киеву и все крамольные речи слышит. А потом людей к Шумиле тащит…

– То холопы владычьи по городу шныряют. Да прихожане на исповеди, да бабы языкастые. Вот и знает Михаил все про всех…