Воины света. Меч ненависти

— Ну хорошо… Магия… Она начинается с того, что ты погружаешься в глубокую медитацию. Ты пытаешься оставить позади темницу в виде плоти и найти в себе то, что бессмертно. И если тебе удается, то это подобно второму рождению. У тебя возникает ощущение, что ты выходишь из тела. Видишь себя со стороны. Мелкие потребности вроде голода и жажды уже не волнуют. У тебя больше нет тела, которое диктовало бы тебе море обязанностей. Тебя охватывает всеобъемлющее чувство свободы. А затем ты слышишь пение мира. И ты чувствуешь его, как бы странно это ни казалось, когда речь идет о песне. Ты осознаешь силу магии, которой пропитано все. Отделившись от тела, ты можешь создать самое чистое заклинание, потому что можешь стать единым целым с этой загадочной силой, лететь вместе с ней. А для стороннего наблюдателя ты просто сидишь. Тот, у кого никогда не открывалось внутреннее магическое око, никогда не сможет увидеть тебя, когда ты оставляешь тело. — Ландоран очень сильно побледнел. Он говорил отрывисто, но страстно. — Когда ты находишься внизу, в Зале Огня, то слышишь зов, как только покидаешь тело. Он не отдает приказы, однако противиться ему невозможно. Он тянет тебя туда, где горит в недрах этой горы вечный огонь. И внезапно ты становишься частью чего-то великого… Веселье, страхи и воспоминания о любви сотен жизней переполняют тебя. Ты запутываешься, а потом вдруг все складывается. Ты становишься частью большого хора. То, что отличает тебя, становится крохотной искрой воспоминаний, почти поблекшей рядом с великой мелодией, частью которой ты являешься. Линдвин руководит этим хором. Она проводит каждый голос на свое место. Никогда прежде не встречал я эльфийку, которая в столь юном возрасте достигла бы такого мастерства в магии. А камень альвов многократно увеличивает ее силу. Все, даже самые могущественные волшебники, подчиняются ей, потому что чувствуют, что это правильно. Даже я полностью подчинился ее мудрости и пою ее песню, когда занимаю место в Зале Огня. Так нам удается охладить раскаленный камень, уменьшить накопившееся давление. Однако силу, которой мы противостоим, нельзя измерить ни одним известным тебе мерилом.

Олловейну невольно вспомнился Таэнор, эльф, который сгорел. То, что рассказывал отец, было таким гармоничным и безобидным… Но ведь мастер меча своими глазами видел, что в действительности все иначе. Значит, Ландоран снова говорит не все.

— А что может убить, если ты всего лишь поешь песнь? — цинично поинтересовался он.

— Страх. Ты покидаешь тело. И, несмотря на то что оставляешь плоть, все еще способен утомиться. Это усталость духа. А потом есть еще жар. Ты принимаешь его в себя, чтобы лучше понять его. Ты должен слиться с ним, чтобы подавить его. Если тебе страшно или если вдруг ты вернешься в свое тело, то сгоришь изнутри, потому что в тебе есть частичка огня. Когда мы сознательно возвращаемся в свое тело, это происходит очень медленно. Мы должны отделиться от великой песни, что очень печально. Затем должны отыскать искру воспоминаний, в которой тлеет то, что делает нас отдельными личностями. Когда мы осознаем искру, в которой горит наш собственный свет, то можем снова объединиться со своим телом. Но если во время возвращения поспешить и пламя в душе будет еще слишком горячо, то оно уничтожит наше тело. Так произошло с Таэнором. Но это случается реже с тех пор, как великой песней дирижирует Линдвин.

— Что значит реже? Скольких мертвых мы должны оплакать?

— Когда я пел великую песнь, у нас было две-три… потери ежедневно. С Линдвин бывает одна или же ни одной. Она очень хорошо следит за хором волшебников.

Олловейн пристально поглядел на отца. Правду ли он говорит? Его лицо превратилось в безразличную маску. Единственное, что читалось на нем, — это безграничная усталость.

— И именно в тот миг, когда появляюсь я, умирает один из певцов? Какое странное совпадение!

В глазах Ландорана вспыхнул гнев, несмотря на то что внешне он остался совершенно спокоен.

— В общем-то нет. Между тобой и Линдвин существует очень сильная связь. Я ведь говорил, мы разделяем чувства друг друга, когда все волшебники-певцы сливаются в единую великую симфонию. Я почувствовал, что испытывает она к тебе. Как сильно хочет быть любимой тобой, как боится твоего презрения. Линдвин очень чувствительна. Должно быть, она ощутила, что ты пришел в Зал Огня. По этой причине я и не хотел, чтобы ты спускался сюда. Твое присутствие ее отвлекает.

— Ты всегда был мастером слова. Теперь ты, выходит, обвиняешь меня в смерти Таэнора. Как можно так искажать действительность?

— Я ни в чем не обвиняю. Это делаешь ты, чтобы сохранить душевное равновесие. Я называю вещи своими именами. Факт таков — певец умер в тот миг, когда ты появился на террасе. Это может быть связано с тобой, а может быть случайностью. Я научился жить с тем, что великие задачи требуют жертв. Душевное спокойствие ты можешь обрести только сам. Можешь ненавидеть меня за то, что я говорю. Это ведь чувство, знакомое тебе. Меня это уже не трогает.