— Вы можете верить пророкам и прорицателям, если хотите. Но лично я их презираю и всегда гоню, если вижу, что они бродят по городу. Все это чушь. Она — клеш. И не знает ничего.
Девушка обратилась к нему со словами, полными яда:
— Это потому, что я знаю, что ты называешь словом «ничего», потому что я всегда могу проникнуть в твои мысли, планы. Высший народ держит домашних животных! Какая чушь! Домашние животные выше своих хозяев! А все твои животные меньше, чем ничего. Дырки в бублике! Ты видишь только осколки явлений и никогда не поймешь их сути, никогда не увидишь явления в целом. Это не магия. Это инструмент, который позволяет мне видеть все так, как оно есть. Хочешь знать, что еще увидела я? Я узнала, что ты больше никогда не увидишь восхода солнца на планете!
Хата отшатнулся от нее. Было видно, что девушка напугала его.
— Пошла прочь от меня, ведьма!
— Я ничего тебе не сделаю. Ты сам придешь к тому, что ждет тебя.
Она явно разозлилась и, несмотря на свою хрупкость и отсутствие оружия, стала опасной. Хан обнял ее за плечи, стараясь успокоить. От прикосновения Устеин пришла в себя.
— Не трать времени на него, Пусть живет, как хочет. Лучше расскажи еще одну историю. Он тоже хочет услышать ее.
Она спросила:
— О чем?
— О яркой звезде. Поведай ее историю.
— О, я не могу больше пользоваться блоком, Я и так слишком долго работала с ним. Чем больше хочешь извлечь из него, тем меньше он отдает.
Она выжидающе повернулась к панели пульта. Хан снова включил прибор и проделал в необходимой последовательности вычисления. Он не понимал, что полезного может извлечь она из непонятных символов, кнопок, клавиш? Но, может быть, Устеин видит совсем другое? Ведь видит же она в беспорядочной паутине то, чего не могут увидеть они, цивилизованные люди!
— Еще раз, пожалуйста.
Он повторил все снова. Да, сомнений нет. Она видит и понимает все по-своему, но объяснить суть не может. Это все равно, что просить двухлетнего ребенка объяснить, как он ходит.
— Достаточно. Я могу воспроизвести все, но мне нужен сильный свет, дневной свет. Он позволит повысить точность движений.
Хан отрегулировал пропускание фильтра и развернул корабль так, чтобы свет звезды попадал в иллюминаторы. Устеин уже была за работой.
Она рассеянно сказала Хану:
— Хорошо, хорошо…
И замолчала, поглощенная своим блоком.
Сильный свет звезды проникал в рубку, делая все цвета более контрастными, а тени более резкими. И в этом сиянии стояла маленькая девушка с медными волосами и вертела в руках серебристую миниатюрную галактику. Тело ее было сориентировано точно под углом девяносто градусов к источнику света, глаза устремлены на сверкающие нити, рот полуоткрыт. Она шевельнула губами, как бы произнося что-то. Хан попытался угадать что именно, но не смог.
Но вот Устеин вся напряглась. Хан чисто физически ощутил это. Паутина двинулась, проволочки затрепетали, и появилась совершенно новая конфигурация. Устеин взглянула на нее, ахнула в ужасе и быстрым движением встряхнула блок, уничтожив образовавшуюся картину. Хан уменьшил яркость света, и Устеин, двигаясь, как в полусне, аккуратно сложила блок и спрятала его в мешочек. Она встала, но ничего не сказала. Выглядела она, как зомби. Хан прикоснулся к ней, но она не прореагировала. Он взял ее за плечи обеими руками, встряхнул.
— Устеин, что с тобой?!
Голос вернул ее к жизни. Она посмотрела на Хана, кивнула.
— Я сделала ошибку, захотев узнать слишком много.
— Что ты видела? Как насчет яркой звезды?
Она помолчала некоторое время, прежде чем ответить, как бы пытаясь воспроизвести все в памяти. Затем начала:
— Это было давно, очень давно. Царила тьма. Звезды, пустота, одиночество… Но вот возникло что-то. Оно начало распространяться в пространстве, затем концентрироваться в одном месте. В клубах пара возникли твердые островки, раскаленные до невообразимо высоких температур. Шло время. Некоторые островки остыли, другие оставались горячими. Прошло еще невообразимое количество лет. Холодные островки вращались вокруг горячих, и те постепенно увеличивались в размерах. Но это не могло длиться вечно, и горячие островки взрывались, один за другим.
— Где же мы в этой истории? — спросил Хан.
— Где-то около конца. Яркая звезда — один из таких островков. И если мы вернемся на планету, то пройдет не больше пяти лет, как солнце взорвется. Это случится рано утром весной. Небо будет чистым, и мы увидим… и…
Она помолчала.
— Что все это означает?
— Ты все видела и не поняла? — спросила Лизендир.
— Я вижу многое, чего не понимаю. Вот так блок и затягивает того, кто хочет получить ответы на непонятное. Ты смотришь, хочешь узнать, что будет дальше, и так до бесконечности.
Она замолчала и снова впала в транс, глядя в никуда.
Хан потормошил ее. Безрезультатно. Только после третьего зова она пришла в себя, обняла Хана и взмолилась:
— Не нужно заставлять меня смотреть ваши истории, в которых я ничего не понимаю, но чувствую, что в них таится опасность.
Она прикоснулась к Лизендир.
— Я снова здесь, во времени, в котором я живу.
Хан повернулся к Хате.