Чистка среди восточных епископов не была таким безумным делом, как это может показаться. При большинстве восточных престолов существовали мощные фракции сторонников единой природы, которые на протяжении ближайшего пятидесятилетия будут доминировать в этих регионах, включая саму Антиохию. У Диоскора здесь было немало союзников, которые могли обеспечить дальнейший рост этого направления. Проблема заключалась только в средствах, которыми он пользовался вместе со своими подручными, откровенно попирая законность и чувство справедливости.
Современные американцы называют «маккартизмом» и куда менее значительные вещи в политике, а здесь данный термин точно соответствует происходящему. На Втором Эфесском соборе о конкретных епископах вспоминали на том основании, что они дружили с только что низложенным епископом N, а потому сами должны быть низложены, даже если они и не подозревали, что их в чем-либо обвиняют. Феодорит жаловался папе Льву:
Также и меня [Диоскор] убил своей писчей тростью заочно, не вызвав меня на суд, не предъявив мне обвинений лично, не спрашивая меня, как я понимаю воплощение нашего Бога и Спасителя. Даже когда судят убийц, осквернителей могил и прелюбодеев, судьи не выносят приговора, пока не услышат признания обвиняемого либо пока их не убедят в его вине другие. Но нас, находящихся на расстоянии тридцати пяти дней путешествия, он, хотя и наставленный в божественных законах, осудил по своему произволению[299].
Суд над Ивой ярко демонстрирует удивительную злобу судей и их дух, который в нашем сознании ассоциируется с инквизицией или охотой на ведьм. В предыдущие годы в процессе богословских споров Иву обвиняли в различных преступлениях, в основном – финансового характера, хотя ему ставили в вину и несторианство. Домн отстаивал его невиновность. Затем его противники потребовали у императора назначить новый суд, который снова вынес решение в его пользу[300]. Поэтому собор в Эфесе должен был обвинять его с утроенной силой. После чтения отчета епископы продемонстрировали хорошо подготовленную волну протеста. Во время чтения послания Ивы епископы начали возмущенно восклицать: «Это пачкает наши уши… Кирилл бессмертен… Сжечь Иву публично в Антиохии… Ссылка не поможет. Сожжем Иву вместе с Несторием!» Где-то на протяжении последнего десятилетия идея сожжения еретиков вошла в мысли людей[301].
После этого бурного месяца Диоскору предстояло разрушить еще один мост, и он это совершил, пока вместе со своими египетскими клириками торжественной процессией приближался к Константинополю в 451 году. Остановившись в Никее, городе, имевшем глубокий символический смысл, он вместе со своими египетскими митрополитами осудил и отлучил от общения папу Льва.
Сам же папа был глубоко возмущен всеми этими событиями, тем более что они были для него полной неожиданностью. Перед собором он, обращаясь к Флавиану, просил его проявить милосердие в том случае, если Евтихий признает свои ошибки и покается. И вот новый ересиарх разгромил своих противников, опираясь на могущественную поддержку империи. И он использовал самые недостойные средства, что особенно возмущало Рим. Теперь папа Лев мог услышать отчеты своих посланников, которые «[убежали] от жестокости александрийского епископа, захватившего всю власть». Под давлением Евтихия многие вынуждены были подписаться под несправедливым решением, «зная, что их будут терзать, если они не послушаются его повелений… он же, нападая на одного человека, изливал свою ярость на всю церковь». Папские делегаты никогда не согласятся с положениями собора, «ибо они полностью разрушают всю тайну христианской веры… пока это омерзительное нечестие, превосходящее все богохульства прошлого, не будет устранено»[302].
Папа Лев справедливо осудил