Воины Зоны

Сделав шаг в сторону Северова, я остановился. Наверное, ближе лучше не подходить. Охранники не двигались, но что-то в их позах настораживало. Очень уж напряженно они выглядели, будто тугие пружины, сжатые и готовые распрямиться в любое мгновение. На поясе у каждого висел небольшой черный арбалет со снайперским прицелом и толстым ложем — внутри, скорее всего, отсек, где находятся стрелы, автоматически выскакивающие наружу после взвода оружия. А взвести его можно очень быстро при помощи рычага и системы пружинок. Таких моделей я раньше не видел, выглядели арбалеты опасно.

Я окинул телохранителей взглядом. Светловолосые, с короткой стрижкой, прямыми носами и выступающими раздвоенными подбородками… да они ж близнецы! Интересно. Слышал я кое-что о том, как Зона может повлиять на близнецов. Иногда между ними здесь любопытная связь возникает…

С момента нашего появления ни сектанты, ни тот, кого они охраняли, не шелохнулись. Мне вдруг вспомнился один старинный фильм, захотелось сказать:

«Профессор, мы к вам, и вот по какому делу…» — но я не рискнул шутить в такой момент.

Северов чуть двинул головой, и экраны позади него мигнули. Два показывали что-то непонятное, еще на двух видны деревья, пятый отключен, а на шестом я разглядел здания Агропрома. Снимали издалека, экран снежил, к тому же картинка черно-белая, но я узнал их. Вот только откуда снимают? Неужели камера спрятана где-то в роще неподалеку? Хотя ведь есть артефакт под названием «око», сквозь который можно видеть разные участки Зоны. Что, если монитор к артефакту подключен — такое вообще возможно?

Аня сказала:

— Доктор передает вам привет, профессор.

Тонкая, поросшая седыми волосками рука поднялась, рукав задрался, обнажив запястье. На коже виднелись красные точки, похожие на следы уколов. Дрожащие пальцы ухватились за кольцо с проводами. Аппарат на тележке загудел, бобины с магнитными лентами на магнитофонах стали крутиться быстрее. Северов снял кольцо с головы, неловко изогнувшись, повесил на торчащий из спинки кронштейн. Только сейчас я заметил, что обе лампочки висят в одной половине помещения, и там, где находятся хозяин с охранниками, куда темнее.

Профессор положил руки на подлокотники, сел ровнее. Значит, парализована у него только нижняя часть тела. Или даже не парализована, просто он так стар, что не может толком ходить? Или дело не в возрасте — у членов Осознания меняется физиология?

Левый глаз Северова тускло блестел. Я сделал еще один шаг, попавшийся под ноги осколок стекла хрустнул — вроде и не очень громко, но старик в кресле вздрогнул. Монолитовцы одинаковым движением положили руки на арбалеты.

Кожа на лбу профессора собралась складками, левый глаз часто заморгал. Правый, скрытый огромным выпуклым бельмом, оставался неподвижен и пялился в пустоту.

Сухие серые губы раздвинулись, слабый голос прошелестел:

— Не подходите близко, не надо.

— Стоять, — негромко произнес один из охранников.

Северов провел дрожащими пальцами по лбу и прошептал:

— От вас идет пелена.

— Что? — спросил я.

Он опять затрясся.

— Тише, тише. В этом мире все так… так громко, так выпукло и ярко. Все шершавое, острое, мне трудно в нем. Шершавый мир, очень плотный, жесткий.

— В этом мире? — переспросил я негромко. — В каком «этом»?

— В мире реальных вещей, физическом мире. — Я едва слышал его, казалось, это умирающий шепчет столпившимся у постели родственникам. — Я привык к иному. Долгие годы мы обитали там, где есть только энергия, в пространстве чистой информации. В коконах так легко дышится, так тепло и безопасно, безопасно… — С каждым словом он говорил все тише и наконец смолк, будто заснул. Или умер. Левый глаз закрылся, бельмастый пялился в никуда. Я растерянно оглянулся — наш проводник ушел, Бугров стоял в той же позе, Аня смотрела на Северова, подавшись вперед, прижав руки к груди. Она казалась напуганной и в то же время рассерженной.

А меня все это начинало злить. Ну вас в мапупу, как сказал бы кое-кто. Что за ерунда? У нас есть дело, а разговоры про другие миры и чистую энергию — бессмысленная болтовня. Я повернулся к Северову, чтобы сказать ему это… и не сказал.

На подлокотнике был маленький джойстик, профессор тронул его, и кресло поехало ко мне. Тележка с аппаратом, затарахтев, сдвинулась с места, качнулись провода. Телохранители одновременно сделали шаг вперед, потом второй. Кресло остановилось. Северов так и не покинул тень под стеллажом, но теперь видно хозяина Зоны стало получше.

И вдруг мне стало жалко его. В этом лице с запавшими глазами, в большом выпуклом лбу и вялом подбородке с обвисшей кожей еще остались следы былой силы. Когда-то… когда-то очень давно Северов был настоящим человеком. Из тех, кто оставляет след в истории, кто попадает в учебники. На что он поменял все это? На могущество в границах Зоны? На жизнь в «пространстве чистой информации»? Почему его тело превратилось в развалину, что выжгло нервную систему и так расстроило органы чувств, что теперь его пугает любой резкий звук, а обычные предметы кажутся слишком выпуклыми и шершавыми?