Воитель

Когда Дункан спрятал под одеяло руку, над которой трудился, и потянулся за другой, Мойра сама подала ее ему и не отводила взгляда, пока он один за другим массировал ей пальцы. Когда он медленно провел рукой от ее запястья к плечу, Мойра прерывисто задышала и ощутила боль в грудях. Ей захотелось отдаться страсти, горевшей в глазах Дункана, и почувствовать все то, что он обычно заставлял ее чувствовать, и, не успев себя остановить, она коснулась рукой его щеки.

Было неправильно вводить Дункана в заблуждение, не следовало позволять ему поверить, что она прежде всего женщина и может дать ему все, что он хочет, но ей отчаянно хотелось снова стать прежней.

Она воздвигла массу преград между своей душой и своим телом, чтобы выдержать годы жизни с Шоном, но находиться рядом с Дунканом Макдоналдом – это совершенно другое. Он был единственным мужчиной, кто когда-либо доставлял ей наслаждение, и ей безумно хотелось, чтобы он пробудил ее тело от мертвого сна.

Но могла ли она отдаться ему, не потеряв снова свое сердце?

– Я наблюдал, как ты размышляешь, – произнес Дункан хриплым голосом, отозвавшимся где-то в низу ее живота. – Ну и что в итоге, Мойра? «Да» или «нет»?

Дункан ждал от нее ответа и так сильно хотел ее, что у него дрожали руки. Но – Господи, помоги ему – он не станет умолять ее.

– Это простой вопрос, – снова заговорил он. – Ты или хочешь меня, или не хочешь.

– Ты обнимешь меня?

Дункан застонал. Неужели ей нужно так мучить его? Она пережила трудные времена, и, если ей нужно утешение, он даст его ей. Сделав глубокий вдох, он лег поверх одеяла и обнял ее. Когда, придвинувшись, она прижалась к нему всеми нежными формами, он уткнулся лицом ей в шею и, вдохнув запах Мойры, пробормотал:

– Твоя кожа пахнет все так же.

Мойра обвила руками его шею, и Дункан, решив, что это означает «да», поцеловал ее. Он делал это неторопливо и страстно, упиваясь ее вкусом. Их языки двигались в едином медленном, манящем ритме, а ее груди, мягкие и пышные, прижимались к его груди. Он через одеяло погладил ее бедро и, обведя углубление на талии, скользил вверх по боку, пока не почувствовал выпуклость груди. Но Дункану этого было мало.

Откинув разделявшее их одеяло, он прижал Мойру к себе и застонал от удовольствия – наконец-то его кожа коснулась ее кожи. Его копье пульсировало у ее живота, она издавала те тихие эротические звуки, которые всегда сводили его с ума от желания, и Дункан, просунув руку между их телами, нащупал пальцами ее влажное тепло.

– Нет! Я не могу. – Мойра попыталась сесть, но Дункан крепко держал ее. – Прости, – голова у нее откинулась, – я думала, что смогу. Но, наверное, ошибалась.

– Что означает твое «не могу»? – Дункан сохранил голос тихим и спокойным.

– Я хочу, но просто не могу.

– Скажи мне, почему. – Дункан убрал ей с лица прядь влажных волос.

Крепко зажмурившись, Мойра покачала головой, но Дункан ждал, и она в конце концов призналась:

– Шон уничтожил во мне это. Я… Гореть ему в аду.

Негодяй. Дункан наконец понял и взял ее руку.

– Но ты на самом деле хочешь?

– Я не знаю. – Мойра отвернулась от него. – Я хочу, но… боюсь.

Может ли он сделать это для нее? Хватит ли у него сил дать ей это, а потом снова потерять ее? Показать ей, какое наслаждение быть с мужчиной, только для того, чтобы потом позволить уйти и снова выйти замуж за кого-то другого?

«Ха, кого я обманываю?» – признался себе Дункан. Если Мойра позволяет ему касаться ее, быть с ней, он воспользуется этим шансом, какой бы ад ни ждал его потом.

– Мы будем все делать медленно, понемногу и остановимся, как только скажешь, – говорил Дункан, ведя пальцем вверх по ее руке к плечу, а потом, наклонившись и коснувшись губами чувствительного места у нее под ухом, шепнул: – Помнишь, что мы делали тем летом? У нас неплохо получалось.

Мойра помнила. В течение нескольких недель они находили способы доставлять друг другу удовольствие, пока она в конце концов не настояла, чтобы он лишил ее девственности.

– Это не я захотела положить конец тому лету, – пытаясь улыбнуться, напомнила она.

– Теперь ты ранишь мою мужскую гордость. – У Дункана дрогнул и приподнялся уголок рта.

– Я должна кое в чем признаться. В ту ночь я добавила тебе в эль снадобья. – Мойра тогда была в отчаянии; несмотря на все ее усилия, чувство чести удерживало Дункана от последнего шага.

Но вместо того чтобы рассердиться, Дункан рассмеялся тихим горловым смехом.

– О, милая, я отказался от сдержанности. Тебе не нужно было зелье, я больше не мог ждать и дня. Ты доверишься мне? – шепнул он ей на ухо, наклонившись ближе, и у Мойры по коже побежали мурашки.

Это был непростой вопрос. Прежде, после того как она все отдала ему, Дункан ее оставил. Она не могла – и не хотела – снова доверить ему свое сердце и душу. Ведь в жизни все нередко повторяется.