Никаких признаков марсианина не наблюдалось. Никто не пошел за мною следом. Полчаса я сворачивал то в один переулок, то в другой, по старой доброй привычке стряхнуть хвост, пока не завалился в небольшую безымянную пивнушку.
У меня начисто исчезли брови, что придавало моему лицу очень удивленный вид. Я понял, что изучаю свое собственное отражение в зеркале при входе внутрь бара, выискивая и другие признаки того, что побывал в сражении.
Лицо мое, никогда не блиставшее особой красотой, было облагорожено разными шрамами и наростами вживленной ткани, нажитыми за многие годы, а светло-каштановые мои волосы никак не хотели держаться на одном месте. Мне пришлось даже нарастить год тому назад некоторое количество искусственных для того, чтобы прикрыть шрам от пули на коже черепа. Все мои шрамы находились там, где им и полагалось быть, а новых ран синяков мне так и не удалось обнаружить. Одежда моя была в полном порядке. Я нигде не испытывал боль. Все теперь казалось каким-то нереальным, а сам я чувствовал себя несколько раздосадованным.
Однако следующая моя стычка с Синком наверняка будет всамделишной.
Со мной были только верный мой гиро и горсть реактивных пуль в кармане. Особняк Синка охранялся не хуже Форта Нокс. И Синк обязательно будет меня ждать. Он прекрасно понимал, что я не стану спасаться бегством.
Мы многое знали друг о друге, слишком многое, если учесть, что никогда не встречались лично.
Синк был абсолютным трезвенником, хотя его нельзя было назвать фанатичным борцом с алкоголем. Спиртное было во многих помещениях его особняка-крепости. Но его всегда держали так, чтобы оно не попадалось Синку на глаза.
Обычно в особняке с ним жила какая-либо женщина. Вкус у Синка был отменный. Женщин он менял весьма часто, но они никогда не оставались недовольными, вот что странно. Правда, они и никогда не оставались при этом бедными.
У меня было несколько свиданий с женщинами, получившими отставку у Синка, и я не препятствовал им рассказывать о Синке, если такое желание у них появлялось. Вот их единогласное мнение о нем: Синк был мужиком, что надо, во всех отношениях, щедрым транжиром, находчивым и увлекающимся всем, что того стоило.
Однако никто из них не имел особого желание вернуться к нему.
Синк платил хорошо, полной мерой. Когда возникала необходимость, он вносил любые суммы в качестве залога, чтобы выручить своего человека из тюрьмы. Он никогда никого не предавал. И — что было еще более необычным — его тоже никогда не предавали. Мне стоило немалых трудов узнать что-либо, касающееся Синка. Никто не хотел раскалываться.
Но вот теперь он предал Доминго. Это было неожиданностью для нас обоих.
Скажем иначе. Кто-то предал Доминго. Доминго ожидал спасения, а не бомб. Как и я. Синк неукоснительно придерживался обыкновения выручать своих ребят, когда они попадали в передрягу.
Или Доминго предали, нарушив инструкцию Синка, или Синку очень уж захотелось увидеть меня мертвым.
Я встречался с самыми различными людьми. Мне нравится это. Но никогда и ни с кем мне не хотелось встретиться так, как с Синком, ведь я уже столько знал о нем. И я был чертовски рад тому, что удалось отделаться от марсианина, так как…
Стоп, чем собственно мне так сильно не угодил этот марсианин? Не своей необычностью, во всяком случае. Мне доводилось иметь дело с какими угодно людьми. То, как он менял форму, могло вывести из себя какого-нибудь слабонервного, но я куда более толстокожий.
Своими манерами? Но он был даже слишком вежлив. И услужлив.
Пожалуй, даже чересчур услужлив.
Вот в чем частично была суть дела. Эскиз предстоящего сражения был наброшен вчерне… а затем в ход его вмешался посторонний из космоса. Он был как бы древнегреческим «Богом из машины», ангелом, спускавшимся на веревочке, чтобы все и вся уладить, и именно этим он непроизвольно все и испортил. Моя охота на Синка с помощью марсианина была равносильна ситуации, когда свидетельские показания берутся у фараона. Это лишало охоту всей ее прелести, ибо теперь собственные мои усилия не имели никакого значения.
Я разгневанно пожал плечами и заказал еще одну рюмку. Бармен уже собирался закрывать бар. Я быстро допил свое пойло и вышел на улицу в толпу усталых пьянчужек.