Воители безмолвия

На центральной сцене с невероятной грациозностью и легкостью скользили балерины сохорго, исполнявшие средневековые танцы. Длинные, похожие на паутину шлейфы переливающихся костюмов обвивались вокруг их тел, рисуя точные и эфемерные геометрические узоры в сопровождении гармоничного пения трех певцов, сидевших на корточках на вершинах колонн со светящимися водяными стенками и задававших ритм танцовщицам.

Подвижные ложи, огромные белые сферы с балконом в передней части, беззвучно плавали по огромному залу Амфитеатра, коническому залу, возведенному в центре императорского дворца. Ни одна ложа не была пуста; ни за какие сокровища в мире придворные не хотели упускать редчайшее зрелище, предназначенное исключительно для дюжины знатоков из великих сиракузских семей. По случаю концерта гости проявили чудеса элегантности и надели самые роскошные туалеты: драгоценные ткани меняющихся цветов, тяжелые украшения из опталиевых кружев, светящиеся водяные диадемы. Лица их были покрыты кремовым или белым гримом, губы – пунцовой, синей или черной помадой, а зубы они выкрасили в жемчужные цвета – розовые, бледно-зеленые или лазурные… Они, как дети, верили, что сверкающее оперение заставит забыть об их жалком происхождении. Единственное, что сейчас ценили и признавали знатоки этикета, было богатство новых придворных. Кассы новой империи были практически пусты, и казначеи организовали этот праздник с одной-единственной целью – вновь наполнить их. То, как гости пожирали танцовщиц глазами, словно пытались обладать ими взглядом, не могло обмануть просвещенных любителей эфемерного и неуловимого искусства, которые оценивали исполнение сохорго краешком глаза, взмахом ресниц, словно не желая нарушать идеальные движения танца.

Летающие ложи двигались в замедленном ритме. Их пассажиры изредка меняли угол зрения и перспективу. От вогнутых стен Амфитеатра отражался неяркий золотистый свет, заливавший центральный фонтан, наполненный ароматной водой. Радужные симметричные струи вылетали из пасти стилизованных животных. Вокруг бассейна стояли мыслехранители, закутанные в белые бурнусы, и спокойно дожидались конца спектакля.

В ложе, украшенной новым имперским гербом – белый круг, символ вселенной, и золотая корона с тремя зубцами, эмблема Сиракузы, – лениво поглядывая на танцовщиц на сцене, скучал Менати Анг в пурпурных одеждах, облегане и капюшоне. Его черные блестящие глаза почти не отрывались от прекрасной соседки в муаровом плаще с широким воротом, который превосходно сочетался с тонкими янтарными косичками, уложенными вокруг желтого капюшона. Изящная корона из диамантина подчеркивала блеск бледно-желтоватой кожи дамы Сибрит.

Не в силах сдержаться, Менати Анг взломал барьеры ментального контроля, наклонился к ней и спросил на ухо.

– Дама моя, вам нравится спектакль?

– Мой сеньор, он не в моем вкусе! – сухо ответила она, даже не подняв на него своих черных глаз с синими искорками. – Зачем вы задаете мне такие вопросы? Вы знаете, что я сижу рядом с вами только по вашему требованию, потому что вы занимаетесь грязным шантажом, играя жизнями моей дочери Ксафит и дамы Алакаит, моей компаньонки!

Дама Сибрит нарочно не понижала голос. Этого было достаточно, чтобы лица в соседних ложах осторожно повернулись в их сторону, а во взглядах появились сдержанные упреки. Но прямого возмущения не было, ведь голоса доносились из ложи императора! Менати махнул рукой, подняв ложу к семисводчатому потолку, где она замерла прямо под облаком светящихся шаров.

– Не надо говорить так громко, дама моя! – пробормотал Менати Анг, почти не разжимая зубы. – Это преступление против искусства. Нельзя нарушать голосом тишину идеала!.. Это проявление провинциального духа.

На этот раз она решительно повернулась в его сторону и с неукротимой ненавистью уставилась на него черными глазами.

– Мой сеньор, разговор начала не я! – прошипела она. – А поскольку вы так деликатны, что напоминаете мне о моем провинциальном происхождении, проявите доброту и позвольте вернуться в ту самую провинцию, которую вы, похоже, сильно презираете!

Он машинально закусил губы – из-за этого лопнула пленка коричневого лака, наложенного на рот. Ему пришлось собрать все ресурсы ментального контроля, чтобы не взорваться от ярости. Он до последнего дня участвовал в императорских празднествах, которые учредил по совету коннетабля Паминкса, чтобы торжественно отметить полную победу армии новой империи над Орденом абсуратов, последним бастионом Конфедерации Нафлина. Он стремился завоевать даму Сибрит, женщину, которая пренебрегала им, презирала его с таким ледяным спокойствием, что ничто, казалось, не могло поколебать ее. Он поклялся себе, что по окончании праздников откажется от нее и отошлет к отцу. Он принял решение, не посчитавшись с мнением коннетабля, который полагал, что, поскольку она была прямым свидетелем множества компрометирующих событий, ее следовало силой держать в императорском дворце или заставить окончательно замолчать, но такой исход Менати категорически отвергал.