Воительница и Сфинкс

Ее перебил глубокий мужской голос, но из-за гула толпы различить его слова было невозможно. Митрадия взглянула на новых знакомых:

— Хотите с ней познакомиться? Конечно, с Навсикаей, а не с Поросенком.

Брови Гомера поползли вверх:

— С Поросенком?

— Мы все так ее называем, — пояснила бегунья и улыбнулась, как настоящий бесенок. — Ты только послушай, как визжит!

С этими словами девочка скрылась в толпе. Пронзительный голос разразился очередной тирадой, его снова перекрыл мужской тенор.

— Поверить не могу! Она даже не добежала до конца… Мама-а-а… — разрыдалась гадкая девчонка. — Мама, я же говорила, мне нужен такой же короткий хитон! Моя тряпка в ногах путается! Посмотри теперь, что получилось!

Слава Олимпийцам, спокойная, облаченная в темное женщина подошла к Поросенку, и визгливый голос милосердно утих. Женщина поворковала, должно быть, в утешение, но ее дочурка не собиралась сдаваться так быстро.

— Слепая бегунья, — пробормотала Габриэль. — Отличный сюжет.

— Пожалуй, — бросил Гомер, — но песни о забегах не слишком популярны, разве что об Аталанте. Впрочем, — задумался он, — слепая царевна… Из этого может что-нибудь получится.

— Знаешь, я вспомнила… Цирцея тебя нашла? Он ухмыльнулся:

— Еще бы! Ты представить себе не можешь, что началось, когда она заявилась в Академию и представилась! Очень мило с твоей стороны подсказать ей такую идею.

— Не стоит благодарности. Я подумала, так будет лучше для всех, — отозвалась Габриэль. Позади них по дорожкам помчались новые бегуньи, девушка порывисто обернулась, приподнялась на цыпочки и, успокоившись, фыркнула:

— Опять девчонки. Я послала Цирцею к тебе, потому что ей надо было переменить обстановку, разделаться с прошлым. Ну и конечно, я хотела, чтобы ты услышал ее историю, — она искоса взглянула на Гомера. — Колдунья тебе все рассказала?

— О да, я удостоился чести говорить с ней наедине. Другим достались только известные истории об Одиссее, его команде и жизни на острове.

— А тебе — все? — вдруг вспыхнула Габриэль.

— Она так сказала. О нимфе Калипсо, о том, что произошло на Итаке. И как ты уговорила ее расколдовать бедных свинок, — юноша мгновение помолчал и приба-вил: — Она очень высокого мнения о тебе, Габриэль.

Та улыбнулась:

— Спасибо. Теперь я точно знаю, что правильно поступила, когда не стала ей лгать. Где она сейчас?

— Отправилась домой, — певец пожал плечами. — Сказала, что Афины — слишком большой и шумный город, ей здесь неуютно. С ней поехал Апнис, ты его, наверное, не помнишь; он готовился к выпускным экзаменам, когда мы держали вступительные. Цирцея сразила его наповал, едва шагнула в ворота, — юноша расхохотался. — Удивляюсь, как она его терпела! Он был невыносимо назойлив: представь только влюбленного поэта!

Габриэль притворно скривилась и прыснула:

— Нет, уж увольте, не стану!

— Вообще-то Цирцея не искала спутника жизни, вопреки всем твоим советам забыть Одиссея. Но каждый раз, когда она появлялась в Академии, Апнис оказывался поблизости, он дарил ей цветы, фрукты и все такое. А после того как он пропел импровизацию в пятнадцать строф о красоте ее пышных волос, Цирцея была покорена.

— Ах, как красиво! — нежно вздохнула Габриэль. — А вот и подруби!

Навсикая оказалась выше Митрадии. Она была тонка, как тростинка, темные волосы поблескивали рыжимиискрами, на затылке их стягивал простой кожаный ремешок. Синий пояс обхватывал талию девочки, чудесно перекликаясь с насыщенным цветом ее глаз. Ноги были босые. Габриэль никак не ожидала от царевны подобной простоты, даже от слепой царевны. Навсикая ничем не отличалась от других девочек: разве что взгляд ее был странно неподвижен. «Как здорово, что отец растит Навсикаю вместе с другимидевчонками! Должно быть, он — или воспитатель царевны — очень умен». Поначалу Навсикая была тиха изастенчива, но стоило Габриэль похвалить ее грацию и поздравить с блестящей победой, как смущение исчезло без следа. Девушка представила Гомера, и Навсикая осторожно провела рунами по его лицу.

— О, Мит, ты знала, что бывают такие юные певцы? — спросила она и тут же застенчиво извинилась: — Простите, Гомер. При дворе моего отца живет один старый-престарый певец, который годился бы мне в прапрадеды, у него плохая память и совсем нет слуха, но наш царь не разбирается в таких тонкостях.

Митрадия хихикнула.

— Что ж, — улыбнулась Габриэль, — если тебе надоест быть бродячим певцом, Гомер…

— Но ведь странствующие — самые лучшие, правда? — сказала Навсикая. — Они живут среди новых историй. А если нет новых историй, то всегда есть новые слуша-тели.

— Гомер сочиняет сейчас новую песню. Про Одиссея и…

— Про Одиссея! — воскликнула Навсиеая, сжимая руку юноши. — Ты знаешь легенды о многомудром Обманщике? В юности мой отец сражался с ним рука об руку, и я обожаю слушать его рассказы. После взятия Трои Одиссей пропал, верно?