— Не пятизвездочный отель, но терпимо, — оценил Виктор удобства и с удовольствием вытянулся на полу хибары. Солнце поднималось все выше, и становилось жарко. Внутри домика пока сохранялась приятная прохлада. К тому же ночью мы почти не спали. И дружно решили подремать до того времени, как приготовят для нас обед.
Собственно, от приятно пахнущей еды мы и пробудились. Местные жители расставили плошки возле входа в дом, но тревожить наш сон не решились, дав поспать часа три. Но первым делом мы не к еде кинулись, а выяснили у местных, где туалет. Надеялись, что здесь не справляют нужду прямо за углом дома. Хотя запах в поселке был специфический, но это из-за того, что загон для животных располагался в непосредственной близости от домов.
Туалетное место мы все же отыскали и использовали по прямому назначению.
— Мойте руки перед едой, — пафосно и громко сообщил Виктор, когда мы вернулись от так называемого туалета, и сразу полез искать мыло в рюкзаке.
И если мыло он извлек быстро, то с водой получился затык. Откуда таскали местные воду, даже гадать не было необходимости. Река здесь одна, и её чистота была сомнительной. Плюс хранили жидкость в кожаных ведрах, подвешенных на специальных перекладинах. Тоже далеко не самая стерильная емкость. Но выбора у нас не было. Из одного такого мешка-ведра я кувшином воду зачерпнул и стал помогать умываться вначале Женьке, потом Виктору.
— Нужно еще в кувшине воду закипятить, остудить и разлить по бутылкам, — предложил я. — У нас от силы пол-литра чистой осталось. А этой можно потом и зубы почистить.
— Как поедим, так и займемся пополнением запасов воды, — согласился Виктор.
Солнце к этому времени уже жарило вовсю. Правда, на нашем аппетите это не сказалось.
— Мясо какое жесткое, — с трудом отгрызал кусочки Женька. — И воняет.
— Козлятина, — пояснил Виктор.
— Ни соли, ни специй, — добавил я. — Хорошо, что мы так оголодали, что вкуса не ощущаем.
Козлятина хоть и была разделана, но куски были довольно крупными. Мне показалось, что для нас троих подали чуть ли не всю тушку. Разве что самые несъедобные части не принесли. Лепешки, печеные коренья, какие-то фрукты тоже 'подали к столу', который изображала рогожка, расстеленная на земле.
Причем сами аборигены в пиршестве участия не принимали. Я было подумал, что мы нарушаем какие-то традиции. Но вождь к нам присоединился. И даже пытался поддержать 'застольную беседу'. Мы этого наречия никак не понимали. Виктор попробовал английский язык. Я припомнил несколько фраз из различных европейских языков, но отклика не получил. В результате перешли на язык жестов. Собственно, нас интересовало только одно: как часто сюда прилетает вертолет?
Между собой мы этот вопрос уже обсудили и пришли к неутешительному выводу. Если отправимся куда-то самостоятельно, то проблем образуется немерено. Даже при условии, что эти доброжелательные аборигены выделят нам еды, легче не станет. Унести на себе запас более чем на трое суток не получится. Плюс мясо по такой жаре не сохраним. И как раз эта жара замедлит наше продвижение. А где ночевать? Да и крокодилы в реке наводили на мысль, что в этой африканской саванне могут водиться львы и прочие хищники.
Получалось, что выбора особого и не было. Застрять в этом гиблом месте не хотелось. Конечно, смысла в нашем похищении мы пока не видели. Но вряд ли это денежный вопрос. Виктор предполагал, что это всё как-то связано с политикой. В любом случае стоило попробовать договориться. Только сначала предстояло узнать, когда состоится ближайший визит.
Из всего сказанного вождем я распознал только часто повторяющееся слово 'вэкс' или нечто похожее.
Виктор же продолжал общаться жестами. Показал на солнце, затем рукой продемонстрировал, как светило движется по небосклону и уходит за горизонт. И дальше начал вопрошать, сколько раз так солнце сделает до того момента, как прибудет вертолет.
Самое интересное, что вождь все понял. И даже начал камешком рисовать на стене дома. Изобразил кривоватый кружок и заштриховал его.
— И что сия наскальная живопись означает? — почесал затылок Виктор.
— Если как у древних египтян, то это символ ночи, — неожиданно подключился к нашему разговору Женька. — Он же твердит все время 'векс, векс', то есть ночь.
— Этой ночью? — переспросил я.
— Похоже, что так, — развел Женька руками.
Вождя же обрадовало то, что мы с этим вексом разобрались, и начал лопотать дальше.
— Авет, это что-то знакомое, — повторил за вождем Женька и нырнул в дом за своим рюкзаком. Затем он какое-то время перебирал блокноты и, как ни странно, отыскал нужное.
— Это еда или дары, подношения, — высунулся из дверного проема Женька.
— Они что, до сих пор на древнем наречии разговаривают? — не поверил я.
— Возможно, сохранились корни языка, — предположил Виктор. — Жень, что там у тебя еще есть?
— Да почти ничего. Папа же решил ноутбук с нашими вещами в камере хранения гостиницы оставить, а я записи почти не вел.