Воющие псы одиночества

- Когда ты вспомнил песенку про апельсины цвета беж, мне чуть плохо не стало, - призналась Аля. - Я не понимала, ты это или не ты, но ту песенку я только от тебя слышала.

- Неужели за столько лет не забыла? - непритворно удивился Назар Захарович. - Ну и память у тебя.

- Я ничего не забыла, Наджар, - тихо произнесла она. - В этом-то весь и ужас. Ты отравил всю мою жизнь.

- Прости, Элла, - он виновато погладил ее обнаженное плечо. - Я не хотел. Я не думал, что для тебя это так много будет значить. Тебе домой не пора? Или останешься у меня?

Аля откинулась на подушку и уютно завернулась в теплое одеяло.

Еще несколько минуточек… Несколько минуточек покоя, даже не покоя - успокоения. После стольких лет одиночества, забитого до отказа работой, семьей, сыном, мужьями, братом и его проблемами, на нее наконец снизошло успокоение путника, нашедшего тихую гавань, к которой он шел много лет.

- Я поеду, Наджар. Нужно всем приготовить завтрак, всех накормить, одеть, отправить… Кроме Динки, которая никуда не ходит по утрам. Да и мужчин-то всего двое, но зато такие, что за ними только глаз да глаз, чуть не уследишь - непременно не то съедят и не так оденутся. У Андрюши одна работа на уме он ничего вокруг себя не замечает, а Славка просто маленький еще, хоть и дылда. Ты лежи, не вставай, я дверь захлопну.

Она быстро привела себя в порядок, оделась, причесалась и заглянула в комнату.

- Если ты снова женишься, я тебя убью.

Не стала дожидаться ответа и быстро выскользнула из квартиры.

Простучала каблучками по лестнице, лифт вызывать не стала - всего-то третий этаж. Села в машину, завела двигатель. Половина третьего ночи.

Притихший, умытый дневным дождем город, живущий своей особой жизнью - жизнью темноты. Впервые за многие годы Элеонора Николаевна вела машину, не обращая внимания на эту жизнь.

…В 1967 году ей исполнилось девятнадцать. Был разгар моды на авторскую песню, все ходили в походы, ночевали в палатках, часами сидели у костра и пели под гитару про «сизый дым», который «создает уют», про вечер, который «бродит по лесным дорожкам», пели Окуджаву и Высоцкого, Визбора, и Клячкина, Галича, Кукина и Городницкого. Элеонора Николаевна тогда еще была Эллой, миниатюрной и дивно хорошенькой, училась в Институте стран Азии и Африки, который, по сути, был факультетом востоковедения МГУ, и собиралась с однокурсниками в двухдневный поход с ночевкой. Почему-то ее родителям эта идея по душе не пришлась, то ли они испугались за девичью честь дочери, на которую во время неконтролируемой ночевки могли покуситься, то ли отец решил, что авторская песня слишком близка к диссидентству и у Эллы в конце концов могут случиться неприятности, но ехать они ей не разрешили. Разгорелся скандал, Элла разревелась и с криком: «Я все равно поеду!» - выскочила из дома в чем была. Минут через пять она очнулась от душившей ее ярости и обнаружила себя сидящей на скамейке рядом с домом, стоящим через дорогу от ее собственного, в легком домашнем платьице и в тапочках. Конечно, лето, июнь, только-только закончилась сессия, но ведь это сейчас, днем. А ночью будет вовсе не так тепло. И в тапочках далеко не уйдешь.

А без денег и на электричке не уедешь. Не говоря уж об отсутствии спального мешка и еды. Что же делать? Вернуться домой и собраться? Родители ее не выпустят. Ехать так? Смешно. И обидно ужасно, ведь ей так хотелось поехать с ребятами, тем более среди них есть юноша, который так хорошо играет на гитаре и поет, он так ей нравится, и она очень рассчитывала на то, что в темноте и у костра их отношения наконец-то сдвинутся с мертвой точки.

Элла не заметила, как пошел дождь, только почувствовала, что отчего-то стало зябко и мокро. Она снова заплакала, чувствуя себя выброшенной в полном смысле слова, и из дому, и из жизни вообще. Ребята сейчас, наверное, собираются, готовится, режут бутерброды, укладывают в рюкзаки спальные мешки, тушенку, пачки чаю и сахар, созваниваются, уточняя место и время встречи, а она оказалась вне этого праздника дружбы, нарождающейся романтической любви и ощущения оторванности от строгих родителей. Ее курс уже дважды ходил в такие походы, но оба раза Элле не везло: в первый раз она свалилась с ангиной, во второй родители уехали навестить друзей в Киев и оставили на ее попечение маленького Андрюшку. Разговоров об этих походах было море, ребята вспоминали смешные подробности, девчонки делились интимными воспоминаниями, и Элла страшно завидовала ими мечтала о том, как непременно в следующий раз поедет с ними. И вот, пожалуйста…

- Хорош мокнуть, - раздался у нее над головой чей-то голос.

Она подняла глаза и увидела парня постарше себя, невзрачного, невысокого, но с удивительными веселыми глазами.

- Что? - переспросила она.

- Я говорю, хорош мокнуть, пошли сушиться.

- Куда?

- Ко мне, я в этом доме живу.

- Вы же меня не знаете, - всхлипнула Элла. - Мы с вами незнакомы.

- Ну и что? Это не причина, чтобы позволить девушке промокнуть и простудиться. Пошли, пошли. - Он нетерпеливо потянул ее за руку.