Воющий мельник

Хуттунен чувствовал себя просто ужасно: ему было стыдно говорить о таких вещах. Сам-то он осознавал, что он особенный, он всегда это знал. Но какого черта всем остальным до этого дело? Неврастеник… Ну, неврастеник, и что?

— А есть от этого таблетки? Выпишите, доктор, лекарство, пусть жители деревни успокоятся.

Эрвинен задумался. Вот перед ним живой пример: мужик, который страдает врожденным нервным расстройством в мягкой, но ярко выраженной форме. Как тут поможешь? Никак. Ему бы жениться и забыть обо всем. Но кто за чокнутого пойдет? Женщины и так сторонятся больших мужиков.

— Как врач, я бы спросил… Это как-то связано с привычкой выть по ночам, особенно зимой?

— Да, было пару раз прошлой зимой, — смущенно признался Хуттунен.

— А что заставляет таким образом выть? Некая навязчивая идея, которую можно прогнать только так?

Хуттунену хотелось уйти, но Эрвинен повторил вопрос, и пришлось ответить:

— Это… происходит автоматически… Вначале появляется желание вскрикнуть. Голову сдавливает, выходит такой громкий вой. Может, я мог бы сдержаться, но пока только так получается. И сразу отпускает. Взвоешь пару раз — и все проходит.

Эрвинен припомнил, что Хуттунен изображал лесных зверей и людей. С чем это связано? Что он этим хотел сказать?

— Иногда на душе так весело, хочется шутить, может, иногда заходит слишком далеко. Обычно я угрюмый, редко такое находит.

— А когда ты в печали, хочется выть, так? — быстро спросил Эрвинен.

— Да, когда грустно, это помогает.

— Ты часто говоришь сам с собой?

— Когда выпью, да, о чем только не говорю… — признался мельник.

Эрвинен подошел к буфету, достал пузырек с таблетками и протянул Хуттунену. Таблетки надо принимать, когда становится совсем плохо, и главное — не превысить дозу. Достаточно одной таблетки в день.

— С войны остались. Сейчас их сняли с производства. Принимай только в крайних случаях, увидишь, как подействуют. Но только тогда, когда совсем край и хочется завыть.

Хуттунен убрал пузырек в карман и готов был уйти, но Эрвинен сказал, что спать пока не собирается, и пригласил гостя выпить еще по маленькой. Доктор разлил спирт и залпом выпил.

Некоторое время пили молча, потом Эрвинен снова заговорил об охоте. Он рассказал, как охотился ранней весной в Туртоле. У него были два карельских пса-медвежатника, охотились на медведя, тогда они еще выводили потомство в Туртоле. Он приобрел лицензию на охоту. Вместе с хозяином леса подъехали на лошадях к берлоге, лошадей оставили в километре от места, а сами пошли на лыжах с собаками.

— Знаешь, какой адреналин, когда первый раз идешь на медведя! В голову ударяет сильнее, чем война.

— Понимаю, — ответил Хуттунен и опрокинул бокал.

Эрвинен разлил еще и продолжал:

— У меня были тогда знатные собаки! Как учуяли медведя, сразу рванули! Только снег летел во все стороны, когда они забрались в берлогу, вот так!

Эрвинен встал на корточки, изображая собак, которые будили спящего медведя.

— И вылез медведь, как ему не вылезти! Собаки вцепились ему в зад намертво, вот так!

Эрвинен, рыча, рвал зубами шкуру медведя на кресле, в том месте, где должен быть хвост, шкура сползла на пол.

— Я не мог стрелять, боялся попасть в собак! — продолжал доктор, сплевывая шерсть, наполнил бокалы и продолжил представление.

То он изображал собак, то взбешенного медведя. Доктор так вжился в роль, что даже пот на лбу выступил. Когда ему наконец удалось застрелить воображаемого медведя, он живописно отрезал ему язык и бросил собакам. Широкий жест привел к тому, что Эрвинен опрокинул пепельницу. Не заметив этого, охотник вонзил лесному царю нож в горло и пустил на белый снег кровь, потом нагнулся к туше убитого медведя и стал жадно пить его горячую кровь. Кровь была воображаемой, и вместо нее охотник хлебнул спирта. Весь красный, он встал с пола и уселся в кресло-качалку.

Представление произвело на Хуттунена такое сильное впечатление, что он не выдержал, вскочил и принялся изображать журавля.

— Прошлым летом на болоте в Посио я видел журавля. Он вот так доставал лягушек! Вот так он их заглатывал! — Хуттунен показывал, как журавль извлекал лягушек из болотной жижи, как они исчезали в его длинном горле, поднимал ногу и кричал высоким голосом.

Доктор изумленно следил за представлением. При чем тут журавль? Мельник, что, решил отомстить ему его же оружием? Или Хуттунен правда чокнутый — изображает журавля, которого даже не застрелил. Пронзительные журавлиные крики бесили Эрвинена. Он решил, что безумный мельник решил своим безумным способом высмеять его.

Доктор встал.

— Прекратить! Я не потерплю в своем доме такого издевательства, — строго сказал он.

Хуттунен прервал представление, успокоился и тихим голосом заверил доктора, что не хотел его обидеть. Он просто хотел показать, как ведут себя животные на природе.

— Вы же, доктор, тоже медведя изображали! У вас хорошо получилось!

Эрвинен разозлился: история с медведем была для наглядности, а не чтобы мельник его начал передразнивать, да еще так по-дурацки. Оскорбительно. При этом у него же в доме!

— Убирайся вон!