Вокалистка

И тут, на свежем воздухе, у него неожиданно начинает болеть голова. Виски сдавливает, в животе становится муторно, а под сердцем разрастается безотчетный страх. Очень быстро страх превращается в панику, боль хочется выплеснуть через крик, но мешают спазмы в горле и мерзкая тяжесть в груди. Его придавливает к земле, веки тяжелы, как пудовые гири. Боль в груди пульсирует, усиливая сама себя. Он становится пленником своего организма — внутри все идет в разнос, а выхода нет.

Теперь, анализируя свое тогдашнее состояние, он вспомнил, что уже слышал о подобном. Схожие описания панической боли фигурировали в отчетах из прошлого, когда он работал с Композитором. Тот мог убить человека бесшумным инфразвуком. Но Композитора давно нет, он был уникальным существом с необъяснимыми способностями. С тех пор никто ничего похожего никогда и нигде…

Пока не выросла его дочь, Вокалистка! — оборвал свои рассуждения Трифонов.

Девчонка лишь частично унаследовала дар отца и не склонна к жестокости, но у нее есть брат-двойняшка, который сумел обезвредить милиционеров, не прикасаясь к ним. Сана и Санат Шамановы.

Сергей Васильевич задумался. Про Сану он знает все, а Санат для него неизвестная планета. А вдруг, они две половинки единого целого, которым был когда-то Композитор? И его внезапная слабость перед взрывом вызвана внешним воздействием?

Полковник КГБ стал действовать. Он заехал в районную милицию и затребовал материалы с места происшествия. Взрыв бытового газа в деревенском доме квалифицировали, как несчастный случай на почве пьянства, и быстро замяли дело ввиду отсутствия состава преступления. Опрос соседей показал, что они тоже испытывали недомогание непосредственно перед взрывом, но объясняли это сильной утечкой газа. «Пьяница могла и нас угробить. Туда ей и дорога», — звучало в показаниях.

Но больше всего Трифонова заинтересовала другая деталь. Он помнил, когда выходил из дома, Вокалистка сидела на диване: она была в наушниках, что-то увлеченно слушала и держала на коленях портативный магнитофон. Там же на диване нашли обгоревшее женское тело. Однако никаких наушников и даже расплавленной пластмассы, похожей на магнитофон рядом с ней не было.

В подробном отчете пожарно-технической экспертизы, где описывалась вся электроника, как возможная причина короткого замыкания, магнитофон тоже не упоминался. Подозрительная неувязка заставила полковника серьезно задуматься.

58

На третий день после операции пациентка по имени Александра Александрова покинула госпиталь. Ее лицо по-прежнему прикрывали темные очки и плотно завязанный платок. За воротами госпиталя ее никто не встретил, но девушка, тем не менее, говорила с кем-то:

— Подъезжать не надо, ждите, где стоите.

Она прошла вдоль забора, свернула за угол, пересекла улицу и вошла во двор. Там она увидела немытые «жигули» с заляпанными грязью номерами. Она подошла к машине и уселась на заднее сиденье. Антон Самородов вывернул шею из-за руля и широко улыбнулся. Санат, расположившийся в переднем кресле, даже не открыл глаза, он словно дремал, хотя именно с ним общалась Сана по пути.

— Привет, Уголек. Ты как? — волнуясь, спросил Самородов.

Вместо ответа Сана сняла очки и столкнула платок на шею. Некоторое время она демонстрировала левую часть лица, без изъянов, а затем медленно повернула голову правой стороной. Там, где раньше в щеку врезалась борозда безобразного шрама виднелась красная чуть припухшая гладкая кожа.

Антон молчал, округлив глаза и приоткрыв рот. Смущенная Сана поспешила объяснить:

— Контраст пока заметен, но врач обещал, что через неделю все пройдет.

Улыбка на лице Антона стала еще шире, он промолвил:

— Ты такая красивая. — Потом спохватился, что его не так поняли, и стал оправдываться: — Уголек, ты раньше тоже была красивая, необычно красивая. Не такая красивая, как все, а особенная. Да и не Уголек ты теперь. Ты, ты сейчас…

— Лучше помолчи, — взмолилась Сана, останавливая словесный поток.

— Оба помолчите, — потребовал Санат. — Твой хирург тебя фотографировал после операции?

— Да. Сказал, что для Трифонова. Я не могла возражать.

— Орбелин вложил фотографию в конверт и передал медсестре, чтобы отправила почтой. Надо перехватить письмо.

— Я уже думала. Но все равно рано или поздно Трифонов узнает об операции.

— Узнать-то узнает, но… — Санат покопался в бардачке и нашел снимок девушки, взятый с могилы: — Пусть думает, что ты теперь такая. Я загляну в госпиталь.

Через полчаса он вернулся. Антон, переместившийся к Сане на заднее сиденье, смущенно отодвинулся от девушки.

Санат упрекнул сестру:

— Даже не волновалась за брата. Я с ней общаюсь, а они тут обжималки устроили.

— Удалось? — спросил Антон, возвращаясь за руль.

— Вызвал медсестер на экстренную политинформацию голосом парторга и заменил фотку в конверте. — Он протянул украденную фотографию Сане. — Держи на память.

Сана оценила свой внешний вид после операции — когда-то она и помыслить не могла, что наступит день и она увидит на месте безобразного шрама розовую одутловатую кожу. Но сейчас ей хотелось большего. Она порвала снимок и заверила: