Вокруг Апокалипсиса

«…Жестокая и варварская инквизиция Испании, начатая королем Фердинандом и Елизаветой [т. е. Изабеллой], его женой, была учреждена против евреев, которые после своего крещения вновь проводили свои собственные церемонии. Теперь же она направлена против тех, в чьей приверженности истине Господа нельзя и на минуту усомниться [т. е. протестантов]. Испанцы и особенно их высокопоставленные священники полагают, что эта святая и священная инквизиция не может ошибаться и что святые отцы-инквизиторы не могут обманываться. Три сорта людей наиболее всего подвержены инквизиционной угрозе. Те, кто очень богат, ибо их имущество может быть отнято. Те, кто учен, ибо они [инквизиторы] не потерпят, чтобы их преступления и тайные злоупотребления были замечены и раскрыты. И те, чья честь и достоинство велики, ибо, чтобы не допустить их до власти, инквизиторы обесчестят их или опозорят».

John Foxe. Acts and Monuments of These Latter and Perilous Days (1576 edition). Перевод Г. Зелениной.

Филипп Лимборх, голландский богослов и, конечно же, протестант, издает в Амстердаме в 1692 году свою «Historia inquisitionis» на латинском языке, но и в данном случае архивные материалы не используются — да и откуда бы им взяться в постреволюционной Голландии? Бумаги или вывезены, или уничтожены. Лимборх основывается на летописях и исторических анекдотах, рассказывая об инквизиции в старые времена: Лангедок, Прованс, тамплиеры, вальденсы, катары. Ничего примечательного в его книге нет, но осуждение инквизиции как церковного института обязательно — а как же иначе?

А вот высказывание штатгальтера Голландии Вильгельма Оранского приблизительно от 1567–1568 годов — демонизируется не только инквизиция, но и Испания как главный военно-политический противник:

«…Все беды начались из-за жестокости и высокомерия испанца, который думает, что может превратить нас в рабов, будто мы индусы или итальянцы; нас, народ, который никогда никому не покорялся, но всех правителей принимал на определенных условиях. <…> Я был воспитан католиком, но ужасные мучения огнем, мечом и водой, которым я стал свидетелем, и план ввести здесь инквизицию еще худшую, чем в Испании, рассказанный мне королем Франции, заставили меня решить в сердце своем не покладать рук, пока не изгоню из этой земли испанскую саранчу. <…> Я беру на себя ответственность за сопротивление испанской тирании, ибо с возмущением смотрю на кровавые жестокости, худшие, чем преступления любого тирана античности, которые они обрушили на бедный народ этой земли».