Вокруг Байкала за 73 дня

20.05.92 Болезнь Володи. Начало Тажеранской степи. Солёные озёра. Клещи, клещи, сусличьи норы. Жара и жажда. Бурхан – Бурятский Бог. Лысые сопки, тяжесть подъёмов. Усть-Анга – малая Индия в лучах заходящего солнца. Сократ, его дом, его друзья. Знакомство, ужин, рассказы

Не всегда утро вечера мудренее. По крайней мере – краше не всегда. Вчерашний романтический вечер сменился хоть и солнечным, но говённым утром. Теперь Вова мучается желудком, подолгу сидит в траве, имеет бледный вид и вялую походку. Поменялись ролями – у меня завтрак, у него порошки. Мой мешок стал тяжелей.

Тажеранская степь формально начинается за речкой Анга, в устье которой мы планируем сегодня добраться. Но и в этих лысых сопках уже чувствуется свежесть степных Тажеранских ветров. Маленькие темные деревья, как бородавки на теле холмов. Редкие речки в холодных распадках ещё не растаяли, и лежат поверх травы длиной узкой полосой потемневшего льда. Солёные небольшие озёра, окаймлены скользкими белыми камнями и огромными каменными истуканами. Кишащие утками, куликами и турпанами, озёра манят прохладой, но жажду утолить не дают. Ни людей, ни животных – только Море и голые холмы до горизонта. «Хорошее место для торговли наркотиками. Два вертолета – вот дипломат, вот героин – и разлетелись. А вокруг на сто миль никого.» Жесткая, мелкая баранья трава. При каждом шаге разлетаются сотни мелких кузнечиков и сотни клещей прилипают к ногам. Клещи здесь отличаются от прибрежных количеством, размерами и наглостью. Их миллионы. Коричневые, величиной с копейку, они нагло лезут по брюкам, как будто стоишь в муравейнике. Стоит нагнуться до уровня травы, увидишь их на каждой травинке, как ягоды смородины. Сусличьи норы они облепили кольцом – в аккурат диаметру норы. Суслику – хоть не выходи. Правда, говорят, суслики от них не болеют, но все равно приятного мало. Позже, мы увидели коров с виноградинами напитых раздувшихся паразитов на шкуре. Зрелище – ни для детских глаз!

Жара и жажда. До Байкала не спустишься – высоко и опасно (берег крутыми скалами падает в воду), озёра соленые, реки ни реки – лед вдоль степи. Во фляге есть ещё пара глотков, но этого мало. К счастью, ближе к полудню стали попадаться убогие строения. У разбитой отары бурят-пастух всё пытался успокоить лошадь, дико таращившую глаза на нас и подающую задом. Толком не смог объяснить где мы находился, от карты шарахался, как его лошадь от нас, но направление на Усть-Ангу перстом указал. Воды пожалел. Ну не еврей ли?

У дороги Бурхан. Бурятское божество на святом месте осыпано монетами, бутылками, патронами и прочей пригодной ему мелочью. Выгоревшие ленты и тряпочки колышутся на ветру – символы веры и просьбы помочь. Я тоже привязал тряпицу и монетку бросил и попросил воды. На Бурятской Земле, у Бурятского Моря Бурятских Духов нужно почитать. Дорога дальняя и вся национальная, будем учтивы к традициям наций, да поможет нам Бог!

Через пару километров – ручей, а рядом бревно. Значит, полный котелок и костер. А это уже обед. Сработало! Спасибо духи! Слава Богу!

К вечеру мы были вымотаны основательно. Но где эта Усть-Анга, кто бы её знал. Высокие холмы, на которые и сил-то уж не было взбираться, не желали открывать панораму долины реки, заслоняли деревню. Что ж, пошли на залив к Байкалу. Там хоть вода, холодная чистая вода. Там может и заночуем.

Не успели разбить лагерь (всё что-то мялись, как чувствовали) – моторная лодка. Ребята сети ставят.

– Мужики, далеко до деревни?

– Не-е. Здесь, за поворотом. – и машет в сторону Моря.

Для него «за поворотом», для нас часа два утомительного подъёма вверх по склону. В такие минуты тяжёлого подъема на ум приходят разные мысли. Тогда мы стали рассуждать, как наши ребята в Афгане, в горах, вот так же устав, умудрялись ещё и воевать, когда с вершины внезапно застучит пулемет? Куда тут денешься? За что спрятаться? Как на ладони. Местность давно пристреляна. И сил нет, и бежать некуда и хрен сшибёшь этого урода с сопки – одна голова торчит маленькой точкой. Как они выживали? Эти мрачные мысли прибавляли упорства и сил – ребятам было гораздо труднее, они жизнью платили за то что устали.