Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

– Ну, что вот я, – говаривал нередко Павел Егорович Евгении Яковлевне, – с утра до ночи сижу в своей лавке, торгую, а каждый год при подсчете оказываются одни убытки… То ли дело служить у Вальяно или у Скараманги… Сидит человек в тепле, спокойно за конторкой, пишет и щелкает на счетах и без хлопот получает чистоганом тысячу рублей в год. Надо будет отдать детей в греческую школу…

– Не лучше ли в гимназию? – возражала Евгения Яковлевна.

– Бог с нею, с гимназией!.. Что она дает? Вон у Ефремова сын вышел из пятого класса и латынь учил, – а что в нем толку? Сидит у отца на шее, ходит без дела по городу да пожарного козла дразнит…

В Таганроге в то время существовали мужская и женская гимназии, уездное училище и та самая греческая школа, о которой идет речь.

II

Греки имеют в Таганроге свою греческую церковь, стоящую на Греческой улице. Церковь эта – довольно изящной архитектуры – построена почти на самом краю высокого обрыва, спускающегося круто к морю. Принадлежит она исключительно одним только грекам, и богослужение в ней совершается на одном только греческом языке. Храм этот очень богат. Почти все иконы и лампады увешаны серебряными и золотыми корабликами – приношениями шкиперов, обращавшихся во время бури к заступничеству угодников и спасшихся от нея. В этой церкви воспринимается от купели, венчается, говеет и отпевается испокон века вся местная греческая аристократия. (У итальянцев есть свой костел, а у немцев – кирка.)

Посвящен храм – как и следует быть – святым, особенно чтимым в самой Греции. Главный престол – во имя св. царя Константина и матери его Елены – и два боковые придела – во имя св. Герасима и Спиридона, которые у греков так же чтимы, как у нас Николай Угодник и Илья Пророк. Церкви принадлежит большой участок земли; на нем построены дома для церковного причта и посередине между ними – большое одноэтажное здание греческой школы, которая тогда называлась официально: «Приходская при Царекон-стантиновской церкви школа».

Содержалась она на доброхотные пожертвования богатых греков-меценатов. Тратя ежегодно несколько десятков тысяч на итальянскую оперу и на симфонический оркестр, они милостиво уделяли около тысячи рублей на школу. Обучались в ней главным образом дети шкиперов, дрягилей, матросов, мелких маклеров, греков-ремесленников и вообще лиц низшего ранга. Негоцианты-меценаты и мало-мальски достаточные купцы детей своих сюда не отдавали и к самой школе относились брезгливо. И, пожалуй, не без основания: ученики представляли собою «смесь одежд и лиц». Один, по бедности родителей, являлся в класс без всякой обуви, босиком, другой – в изорванной и вымазанной Бог весть чем рубахе, третий – со следами уличной битвы, и только очень немногие были одеты более или менее прилично. В большинстве случаев это были «уличные мальчишки», изощрившиеся в кулачных боях и всякого рода подвигах и шалостях, свойственных детям, оставляемым без призора. Любимым занятием большинства было шататься по гавани среди выгружаемых иностранных товаров и воровать из ящиков, бочонков, кулей и мешков рожки, орехи, винные ягоды, апельсины и лимоны. За это им, что называется, «влетало» от дрягилей и хозяев товара, и многие из них являлись в школу с выдернутыми вихрами, распухшими от пощечин физиономиями, сильно надранными ушами, а иногда и со следами той экзекуции, которая мешает наказанному сидеть.

Школа состояла из пяти классов. Кроме того, был еще и шестой – нечто вроде приготовительного: в нем малыши начинали с греческой азбуки. В первом классе ученики учились читать и писать, а в пятом изучали греческий синтаксис и историю Греции. Это была высшая премудрость, дальше которой учение не шло. В младших классах обучались мальчуганы, начиная от шести лет, а в самом старшем – пятом – заседали на партах молодцы лет девятнадцати и двадцати, очень мало помышлявшие о школьной премудрости.

Судя по этому короткому описанию, о греческой школе можно составить себе представление как о заведении обширном и с довольно широкой программой преподавания. Но это было бы ошибкой. Все шесть классов помещались в одной комнате, и во всех них занимался только один учитель – кефалонец Николай Спиридонович Вучина, или – как он сам называл себя – Николаос Вутсинас.

– Как же это, – спросят нас, – шесть классов в одной комнате? И как мог учитель одновременно исполнять свои педагогические обязанности в нескольких классах? Не разрывался же он на части?!