Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

В заключение моего рассказа об Александре Павловиче хочу добавить, что он, как и все Чеховы, обладал большим чувством юмора. Всем известно содержание произведения Жюля Верна «Дети капитана Гранта» и эпизод с брошенной в море бутылкой, в которой были заключены записки на трех разных языках о потерпевших крушение. Однажды, гостя в Мелихове (рассказывал мне отец), Александр Павлович тоже забросил в мелиховский пруд запечатанную бутылку. Когда бутылка была обнаружена и выловлена, в ней оказалась записка, написанная на шести языках, в которой тоже было описано кораблекрушение. Характер и стиль каждого языка были великолепно выдержаны… Можно себе представить, какое впечатление произвела эта бутылка в Мелихове и сколько было смеха!

Иногда юмор даже подводил дядю Сашу.

Однажды, перебирая старые комплекты журналов «Столица и усадьба» и «Солнце России», я обнаружила заметку, автор которой сообщил такой забавный эпизод из жизни Александра Павловича: «Как известно, Александр Чехов был постоянным сотрудником „Нового времени“, не имея никакого отношения к направлению этой газеты, но давая туда различные заметки в отдел хроники. И вот, когда несколько лет тому назад в Варшаве была какая-то выставка, Александр Чехов должен был съездить в Варшаву. Дальше я буду передавать в точности то, что я слышал из уст самого Александра Павловича».

«Вы понимаете, — говорил Александр Павлович, — что исследованием одной только выставки я не мог удовольствоваться, и потому я еще решил подробно изучить все сорта варшавского пива. Должен вам, однако, сказать, что сортов этих довольно много и они весьма разнообразны. А потому в тот день, когда мне пришлось, наконец, покидать Варшаву, я почувствовал в душе моей как бы некоторое размягчение и преобладание лирических нот.

Ведь бывают же такие счастливцы, — подумал я, — которые еще при жизни своей знают, как оценивают их современники. Ведь вот, в самом деле, живешь, живешь, работаешь, и никто тебе искренно не скажет: какая тебе, Александру Чехову, цена. Умрешь, тогда напишут некролог, все взвесят, все оценят, а ты и знать не будешь. А ведь вот повезет иногда человеку, про которого распустят слух, что он умер. Смотришь, в газетах появились некрологи, и мнимый покойник может с приятностью, а иногда, впрочем, без особой приятности прочесть и узнать, какая ему существует цена.

— Ну, хорошо-с, и вот, когда такие мысли мной овладели, вдруг меня озарила блестящая идея, что и я могу узнать свою цену, узнать, что обо мне думают люди. Отправился я, будучи уже на вокзале и с билетом в кармане, на телеграф и послал в „Новое время“ телеграмму следующего содержания: „Сегодня здесь от разрыва сердца скончался сотрудник `Нового времени` Александр Чехов“. Послал я эту телеграмму и, забравшись в вагон, немедленно завалился спать и заснул крепчайшим сном, которому, вероятно, помогло основательное изучение разнообразных сортов варшавского пива.

Проснулся я, когда поезд подходил к Вильне. Проснулся и, вспомнив о своей телеграмме, стал представлять себе, что происходит теперь в редакции: кто написал некролог, кто что сказал и т. п. Должно быть, на веною собирают, кто-нибудь от редакции отправился в Удельную выразить соболезнование жене…²⁴ „Батюшки, да что же это я наделал, — подумал я, — да ведь, значит, они приедут и сообщат жене, что я умер. Да что же это будет?..“ Поезд только что остановился, как я уже вылетаю со всех ног, бегу на телеграф и посылаю жене телеграмму: „Буду в Петербурге в таком-то часу. Здоров“.

Но некролога своего мне все-таки не удалось прочесть. Телеграмма, отправленная в „Новое время“, почему-то опоздала и пришла, когда номер был уже в машине. Но на другой день в редакции все обсудили и, действительно, отправили двоих представителей в Удельную выразить соболезнование. Явились они к жене, как следует, с постными лицами, выражают сожаление: так, мол, жаль, такая потеря и т. д. и т. д. Жена ничего понять не может…

— Кто скончался?

— Как кто? Александр Павлович.

— Да что вы сочиняете? Я от него сама телеграмму получила, что он жив и здоров.

— Позвольте, мы тоже получили телеграмму.

— Откуда вы получили телеграмму?

— Мы из Варшавы получили.

— А я из Вильны получила.

Сверили телеграммы, видят, что телеграмма о здоровье отправлена позже, чем телеграмма о смерти, извинились, раскланялись и уехали.

Когда я приехал в Петербург, жена встретила меня на вокзале… И досталось же мне за телеграмму и за все сорта варшавского пива. Но представьте себе, что когда я пришел в редакцию, то хоть бы один словом обмолвился обо всей этой истории. Никто ни звука. Как воды в рот набрали. Прямо свинство»²⁵.