Вокруг крючка

— Чистая истина, — отвечает дед, — голуба моя! Здесь это дело обычное. Я в этом окаянном лесу разов восемь блудил. Никак не менее. Был един факт — неделю целую плутал. Корьем да брусницей питался. Ух, как вспомнишь, и отощал же тогда!.. А мучаешься ты, доченька, более от расчесов. Куснет комарик — терпи. Никак не чешись! И тогда много легче получается.

Тут и толстый запел:

— Из данного лесного массива нет лучше способа, как по научным приметам выбираться. Я вот читал, что если, к примеру, муравейник у дерева сложен, то фасадом обязательно в северные страны глядит. Так и определяют правильное направление.

— Золотые ваши слова, — говорит дед, — и люди вы сильно научные. Только где здесь муравейника взять, если кругом место болотистое? Тут за десять верст в округе живого муравья не сыщешь.

Замолчал толстый.

— Обождите, — говорит дальше дед. — Вроде я местность признавать стал. Чует сердце-вещун — должен быть поблизости просек старый. Схожу-ка я да разведаю. А вы пока здесь посидите.

И полез он от них в сторону. Только насчет просека дед сказал зря. Просто брюхо у него подвело. Есть захотелось. Нашел лужайку посуше, пристроился на пенечек. Корзинка у него в мешке была приспособлена за плечами. Развязал мешок и вынул четыре яйца крутых. Скорлупку облупил, посолил яички, съел. Еще два огурца соленых прихватил. Да пирога кусок со свиною печенкою. И все молочком топленым запил.

А потом вынул флакон небольшой со стеклянной пробкой, капель каких-то на ладонь накапал и натер себе лоб да щеки и распушил бороду.

Капли же были особенные. От комарья и прочего лесного гнуса. Охотник один их деду подарил, дачник. Замечательные капли: если намазался, то каждый комар тебя, как бы сказать, игнорирует.

Вернулся дед назад без спешки. И обнаружил в комиссии смятение полное.

— Что же, милые, — говорит, — не нашел я просека. Нету! Обмануло сердце-вещун. А выход сейчас единственный. Покориться надо!

— Как это покориться? — взвизгнула секретарша. — У меня с ночи маковой росинки во рту не бывало!

И как запустит в тощего здоровым сучком. Насилу бедняга увернулся.

— А так, — отвечает дед. — Совет мой до восхода солнышка думку о карасях бросить. А разжечь теплину и дежурство налаживать. Устраиваться на покой… А что голодно, то верно — голодно. Вы хотя бы птичку какую застрелили да на угольках обжарили.

Тут ему тощий дулю показал:

— Накося, — говорит, — выкуси, старая елка. Два заряда только и осталось. С этими сигналами я все патроны убухал.

— Ну что же, — согласился дед, — убухал, значит убухал, ничего не попишешь. Так, правду сказать, и спокойнее будет, чем кругом палить. А вот мы сейчас разожжем теплину и побеседуем в лесной тишине душевно насчет наших колхозных интересов. Тем более и времени хватает — вся ночь впереди…

Кто знает, как у них там беседа протекала. Но, как темнеть стало, окончилась. Опять полез дед в мешок: там у него оболочка ватная оказалась — Васьки-внучка старое одеяло.

Лег дед, укутался, еще маленько каплями подушился и такого храпака задал, что вокруг его бороды трава подогнулась, словно пшеница от ветра в родном поле акатовском.

А в комиссии, греха таить нечего, плохо в ту ночь спали. Секретарша у своих кавалеров кожаные пиджаки отобрала. На один легла, другим укрылась. Но все равно с непривычки сон не берет. К огню ближе подвалится — жар невозможный, уголья стреляют: дрова-то все больше елка. Обратно от костра отползет — сырость, свежо… А уж комары жрут!..

У мужчин и вовсе дело швах! Толстый вскоре брючину прожег. Ух и взвился, когда огонек его до живого мяса достал! И после этого залег от костра в отдалении. Но там озяб и такую дробь начал зубами отбивать, что не хуже, как на военном барабане. А тощий свернулся кренделем, но тоже, видно, сладость небольшая. Ни минутки спокойно не полежал.

В самую ночь у них и вовсе разгорелся скандал. Деда и то разбудили. Только он виду не подал, что проснулся. Храпел даже для порядка. Однако слушал. И тут многое разъяснилось.

Застынув окончательно, стал толстый через тощего у секретарши свой пиджак обратно требовать.

— Я, — кричит, — не обязан твоему баловству потакать! И если ты от жены гуляешь, то я за эти пакости туберкулез наживать не намерен. На черта мне туберкулез? И больше ты меня в свои художества не путай! Одно дело, что я тебе по службе зам. А другое, что по божескому закону — зять. И должен ты меня, как родственника, беречь. А то и супруге сообщить недолго!..

Вот какой у них перепляс получился! Вот тебе и секретарша! Дальше же самое главное пошло. Оказывается, в этой так называемой секретарше и была заложена вся пружина. Баранины, видишь ли, ей подешевле понадобилось, да курочек, да яичек. Да с милым дружком на природе погулять. А у мужиков свой интерес — рыбалка. Караси их, стало быть, заманили. Тогда и назначил тощий комиссию и командировки выписать повелел, а толстому наказал изготовить формы отчетности. Для отвлечения подозрений…

А что дальше было, дед Стулов не помнит. Сон его опять одолел.