Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

В ту ночь я лежала на своей полке, а в голове кишели мысли. Может быть, я подала какие-то сигналы, тем самым позволив мужчине поцеловать мою руку? Может, он не заметил, что я с Джемом? Или воспринял это как соревнование? Пока я путешествовала одна, одевалась крайне сдержанно, примерно как горничная викторианской эпохи, я не поднимала глаз, проводила время, уткнувшись в свой блокнот, но все же характер моей работы заставляет меня быть вовлеченной в происходящее вокруг, быть открытой и коммуникабельной. Во время путешествия по Индии ко мне часто приставали и даже издевались, и никогда я не давала для этого повода, просто там ответственность полностью ложится на женщин – одеваться в длинное, прикрываться по максимуму, отводить взгляд, держаться подальше от улиц, уходить домой как можно раньше и не выходить после наступления темноты, путешествовать только с компаньонкой. Никто не диктовал мужчинам, что следует делать им: не пялиться, не преследовать женщин и уже тем более не насиловать их. Эта несправедливость заставляла меня распаляться все больше. Именно поэтому так мало женщин решается изучать мир без сопровождения мужчин: они слишком боятся того, что один из них может с ними сделать.

Был вечер вторника, наш второй день в этом поезде, и с нами в купе теперь ехали отец и сын из Голландии, по имени Франц и Ренс, подсевшие в Екатеринбурге. Они появились в дверном проеме в фиолетовой вспышке электрического света, с их обуви ручьями стекала вода. Ренс только что закончил университет, и они с отцом отправились в шестинедельное путешествие на поездах из Амстердама в Пекин. Франц и Ренс оказались очень веселыми и добродушными малыми и, кроме того, идеальными попутчиками – мы делились разными историями из поездок за металлическими кружками с растворимым кофе «Нескафе», поедая бублики и маленькие, очень сладкие ягоды клубники, купленные на платформе в Перми. Они были путешественниками со стажем – останавливались только в русских семьях, с которыми договаривались заранее, – и с радостью делили с нами мороженое. После того вечера единения Александр Первый сошел на своей остановке в Кирове, а Александр Второй провел большую часть ночи за ссорой со своей девушкой, а оставшуюся – в похмелье, после чего следующие четыре дня предпочитал нас игнорировать.

– Транссибирский поезд не задумывался как роскошный и комфортабельный экспресс, в котором можно насладиться видами, распивая шампанское, сидя в мягком кресле. Его предназначением была перевозка русских крестьян в Сибирь. Вы знали, что в период между 1891 и 1914 годами более 5 миллионов людей отправилось туда за лучшим будущим и перспективами? – спросил Джем.

– А ты знал? Или ты сейчас просто продекламировал вслух строки из путеводителя Ренса?

Джем посмотрел на полку над собой.

– Вообще, может, и знал. По крайней мере, теперь мы можем быть уверены, что едем на аутентичном крестьянском поезде, а не на рекламной завлекаловке для туристов. – Он перевернул страницу и продолжил чтение. – Его еще называли «караваном», потому что он проходил одновременно через огромное количество городов и по беспросветной глухомани.

– Мне не нравится этот термин, – сказал Ренс, заново завязывая волосы в хвост. – Только городские могут называть отдаленные от них места глухоманью. Звучит предосудительно.

– Как и «пропавшие» племена, – добавил Франц, жестами показывая в воздухе кавычки.

Я никогда не придавала большого значения, да и в общем не задумывалась об этом слове, но сейчас я осознала, что оно имеет яркий оттенок презрения. Глухоманью отдаленные поселения были только с позиции людей, кто жил от них далеко и никогда там не бывал. А для тех, кто там жил, эта самая глухомань была домом. Сидя на своей полке, я провела большую часть дня, смотря в окно: монотонность сельской местности иногда прерывалась деревеньками, у которых были названия, и в них были магазины, школы, объединенные общими интересами люди. Это название было столь же высокомерным, как и «пропавшие» племена, которые и не считали себя пропавшими до тех пор, пока представители западного мира не прибывали к их берегам, чтобы купить связанные вручную ковры и оценить местную выпивку. Предполагать, что представители племени рассаживались на берегу в ожидании, пока их найдет какой-нибудь именитый западный ученый-антрополог, – довольно глупо. По всей видимости, они комфортно себя чувствовали в своей среде обитания и умышленно сделали выбор в пользу того, чтобы не осваивать земли вокруг. Чувствуя свою вину, я сделала заметку в блокноте о том, что больше не хочу использовать слово «глухомань».