Вокруг Москвы

Коммунары и коммунарки взрослели, здесь же создавали семьи – это поощрялось. Болшевский эксперимент приобретал мировую известность – сюда приезжал Бернард Шоу, а немецкая писательница Елена Кербер выпустила объемный очерк под названием "Как советская Россия борется с преступностью" (с предисловием наркома юстиции РСФСР Николая Крыленко), в котором Болшевской коммуне была посвящена отдельная глава: "Болшево – большой поселок. Там расположена коммуна, в которой живет и работает молодежь с тяжелым преступным прошлым, строящая себе новую жизнь… Я обхожу обширные цеха, в которых производятся различные спортивные принадлежности: лыжи, коньки, теннисные ракетки, спортивная обувь. Первоклассная работа составляет гордость коммуны. Имеются также текстильная фабрика и металлическое производство…

Мы проходим по широким улицам колонии, всюду нам встречаются коммунары, которые приветливо здороваются с воспитателем. Красивые обширные строения, широкие аллеи, большая теннисная площадка – все выглядит великолепно. Но действительно ли так велики достижения, или быть может успехи работы преувеличиваются? Я вхожу в дом с квартирами для семейных… У входа, на лавочках сидят матери со своими детьми… В комнате средних размеров стоит широкая кровать, сбоку – белая детская кроватка, у окна – небольшой рояль".

Немецкий товарищ-писательница была от коммуны в восторге.

Специальная газета информировала о "достижениях" людей нового типа. Вот, к примеру, одна из заметок: "Под дружный хохот коммунаров, были сброшены в 1931 году купола Костинской церкви. В облаке пыли, в грохоте падающих от ударов ломами кирпичей умирало еще одно из средств эксплуатации, еще одно из наследий капитализма.

А внутри здания лихорадочно кипела работа. Нужно было к 14-й годовщине Октябрьской революции установить и произвести монтаж радиоузла трудовой коммуны".

Увы, с той церковью не обошлось без происшествия: "В 1932 году, к дню 8-летия коммуны, решено было изменить архитектурные очертания бывшей церкви. Снова закипела работа, но в самом разгаре центральный купол, тяжестью в несколько сот тысяч килограмм, провалился внутрь здания, снес мастерскую второго этажа вниз, в студию, превратив радиоузел в груду развалин.

Но сердце радиоузла (аппаратная) осталась невредимой и снова, под руководством энтузиаста Андрианова, те же члены коммуны упорно как муравьи, камень за камнем стали растаскивать нагромождение".

Жизнь кипела, и газета соответствовала градусу того кипения.

Со временем число так называемых коммунаров превысило 4 000 человек. А в 1939 году коммуна была закрыта, а многие ее участники – как среди руководителей, так и среди воспитанников – репрессированы.

В том же 1939 году в Болшево поселилась только что возвратившаяся из длительной эмиграции поэтесса Марина Цветаева с сыном. Жизнь ее здесь была безрадостной. Цветаева писала в дневнике: "Постепенное щемление сердца. Мытарства по телефонам… Живу без бумаг, никому не показываюсь… Мое одиночество. Посудная вода и слезы. Обертон – унтертон всего – жуть. Обещают перегородку – дни идут. Мурину (так Марина Ивановна звала своего сына Георгия – АМ.) школу – дни идут. И отвычный деревянный пейзаж, отсутствие камня: устоя. Болезнь С. (мужа Цветаевой Сергея – АМ.). Страх его сердечного страха. Обрывки его жизни без меня, – не успеваю слушать: полны руки дела, слушаю на пружине. Погреб: 100 раз в день. Когда – писать??".

Ситуация усугубилась тем, что здесь, в Болшеве арестовали дочь поэтессы Ариадну и мужа Сергея. Цветаева писала: "Мы… остались совершенно одни, доживали, топили хворостом, который собирали в саду… На даче стало всячески нестерпимо, мы просто замерзали, и 10 ноября, заперев дачу на ключ… мы с сыном уехали в Москву к родственнице, где месяц ночевали в передней без окна на сундуках, а днем бродили, потому что наша родственница давала уроки дикции и мы ей мешали".

До самоубийства поэтессы оставались считанные месяцы.

В черте города Королева находится также и бывшая деревня Костина. Ей посчастливилось войти в историю как "ленинское место". Надежда Крупская, ленинская жена, писала: "Зимой 1921 – 1922 года Владимир Ильич чувствовал себя уже плоховато: плохо спал, уставал. Устроили его в Костино, в бывшем имении…

Владимир Ильич поселился в небольшом деревянном доме. Распорядок дня у него был очень уплотненным. Вставал он рано, завтракал, шел на прогулку. Если бывали большие снегопады, то Владимир Ильич брал лопату и расчищал дорожки, иногда он ходил на охоту в окрестный лес, интересовался, как ведется хозяйство совхоза. Встречаясь с местными жителями, он расспрашивал их о жизни, отвечал на вопросы".