Под овации Джек сделал фееричное па, накрыл крышкой невероятных размеров сотейник с карне-гисада и увидел меня с Паблито. Сказал что-то Филиппу и снял передник. Поклонился гостям.
– Прошу вас, друзья! Главная радость повару, если в конце праздника ему не останется даже крошки! Угощайтесь, – он сделал широкий жест, указывая на стройные башни белых тарелок и остальные блюда. – Оставьте меня без завтрака на утро!
И он пошёл ко мне, красивый, смуглый, мой невероятный корсар в белой футболке и джинсах.
– Боже, балерина, – он осмотрел меня со всех сторон, – ты сногсшибательна! И если бы не этот вырез, – он с хитрой улыбкой глянул на декольте, – я бы сказал, что ты прекрасна, как Дева Мария с младенцем! Но это платье, эти босоножки… чёрт! – у него даже хрипотца в голосе появилась. – Ты никогда не перестанешь меня удивлять!
Я счастливо улыбнулась. Китёнок потянулся к Джеку, и наш папа поцеловал макушку, и ручки одну за другой. Я взглянула и умилилась: большой медведь держит на руках малютку-медвежонка. Боже, они были одинаковы, как две капли воды! От меня Паблито взял, кажется, только форму ушей. Ну и ладно, был один красавец, стало два, стоит ли жаловаться?
Китайский партнёр сказал что-то Джеку, тот ответил, счастливо улыбаясь, на китайском. Ещё один язык, который мне предстоит освоить! И вдруг что-то толкнуло меня обернуться.
Меделин стояла в самом начале сада, на дорожке под пальмами, ведущей от ворот. Моё сердце забилось в волнении. Пожалуй, всё-таки радостном – она решилась!
Шепнув Джеку, что сейчас вернусь, я пошла к ней. Некогда снежная королева Меделин была красива, но как-то по-новому. Смоляные волосы, ниспадающие волнами по плечам, белая кожа, платье-футляр цвета фуксии, точёный профиль, идеальная фигура – всё так же, если бы не глаза. В чёрных, как ночь, глазах зажглись звёзды, но не сияющие, а словно отсвет далёких галактик, приглушённый болью.
– Сандра… – проговорила она своим низким, грудным голосом, колеблясь. – Возможно, мне не стоило приходить. Но… ты написала, и я…
А я просто взяла и обняла её, как всех своих. Кто старое помянет, тот болван. Разве есть смысл пережевывать жвачку прошлого, лишённую вкуса? Свежесть отношений – вот она, передо мной – в живом волнении, во взгляде, лишённом от надменности, в красоте, отшлифованной почти годом размышлений.
– Я рада, что вы пришли, Меделин! – тепло сказала я и чмокнула замершую от неожиданности экс-королеву в щёку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осторожно обнять меня в ответ. И я почувствовала тепло её тела, дрожь рук. Я отстранилась и посмотрела ей прямо в глаза. – Пойдёмте!
– Но Джек… – выдохнула Меделин и вдруг призналась совершенно просто: – Я боюсь…
– Вы уже здесь. Лучше рискнуть и попробовать, чем не сделать и жалеть долгие годы. К тому же я официально вас пригласила.
– Сандра, – она коснулась моей руки, взглянула с опаской, словно раненая пантера, вышедшая на тропу и не уверенная, что её не пристрелит охотник, идущий по кровавому следу, – я правда… не понимаю, почему ты это делаешь… После всего.
Я пожала плечами.
– Вы пропустили детство Джека. Возможно, не пропустите зрелость. Я вижу, что он скучает.
Меделин закусила губу. Я, пожалуй, впервые видела её такой. Но всё бывает в первый раз. И я добавила совершенно искренне:
– А ещё я хочу, чтобы наш сын Паблито знал, насколько красива одна из его бабушек.
В глазах Меделин блеснули слёзы, и теперь она прижала меня к себе.
– Спасибо…
На побережье спускались сумерки, и вокруг дома зажглись огни.
– Сандра! – пробасил издалека Джек.
– Пойдёмте, – улыбнулась я Меделин и кивком головы поманила за собой.
Ответный кивок и вздох, и мы пошли, обе не совсем уверенные, что Джек не снесёт нам головы. Хотя у меня преимущество – моя значительно ниже.
Приглашённый диджей поставил что-то романтическое. Кто-то из гостей уплетал за обе щёки шедевры наших поваров, кто-то общался, а кто-то танцевал. А Джек с китёнком на руках оглядывался, ища меня. Наверное, хорошо, что на площадке было столько людей. Сердце у меня замирало и грозило провалиться в пятки. Я обернулась: Меделин шла за мной, белая от волнения.
– О, балерина, ну куда ты пропала? – начал он радостно и осёкся. – Меделин…
– Здравствуй, Джек, – выдохнула она.
Я взяла его за руку и вскинула глаза, но все подготовленные слова куда-то исчезли при виде его взгляда. Получилось только дышать, ведь казалось, что никого нет на террасе, кроме нас четверых. Пауза затянулась, а в горле у меня возник ком. А они всё молчали, жадно глядя друг на друга, и вдруг Паблито засунул пальчик в рот и агукнул.
– Какой чудесный малыш, – прошептала Меделин. – Совсем, как ты. – Попыталась улыбнуться и… заплакала. Быстро вытерла слёзы и, сказав поспешно, – простите, простите меня за всё! – И хотела было уйти.
Но Джек крикнул:
– Постой!
Медалин остановилась и взглянула с надеждой.
– Я скучал, Меделин, – сказал Джек. Облизнул губы и произнёс хрипло: – Я не знаю, смогу ли я когда-то назвать тебя мамой… Но я скучал.
– Я же говорила! – вырвалось у меня. – Ну, пожалуйста, ну не стойте так, будто чужие.