Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2

Авон на протяжении веков снабжал замок овощами и прочей провизией. В Авоне размещалась фарфоровая фабрика, на которой трудились художники Второй, барбизонской, школы Фонтенбло. К Авону относятся и две знаменитые усадьбы, о которых следует сказать несколько слов. В имении «Парк Бель-Эба» некогда была обширная псарня короля Генриха IV. В конце XIX века, когда псовой охоты здесь больше не было, имение принадлежало известному издателю музыкальных произведений Огюсту Дюрану, у которого перебывали в гостях многие музыкальные знаменитости. Сын Дюрана, продолжая отцовские традиции, открыл здесь «Американскую музыкальную консерваторию Фонтенбло».

Второе знаменитое имение – «Аббатство Бас-Лож». В Средние века здесь был монастырь кармелитов. Одним из поздних владельцев имения стал некто месье Карреар, который был знаменит тем, что спасся на плоту (он был одним из пятнадцати счастливцев) после гибели французского судна «Медуза» в 1816 году. А в начале 20-х годов XX века в поместье водворился со своими поклонниками и, главным образом, поклонницами таинственный «русский маг», армянин с Кавказа Георгий Гурджиев. Это знаменитое имя встречается в справочниках и энциклопедиях, где Гурджиева называют то философом, то эзотеристом, имевшим во Франции и в других странах много последователей. Мне довелось читать разрекламированное произведение позднего Гурджиева «Вестник грядущего добра», и чтение этого неудобоваримого и безграмотного текста напомнило мне мемуарные записки вдовы Н.Н. Евреинова, которая писала (со ссылками на мнение своего знаменитого мужа), что тифлисский маг был просто гипнотизер, шарлатан и бабник. Но может, чтобы постигнуть величие Гурджиева и его невыразимых теорий (как постигли их его взрослые, богатые и весьма влиятельные ученики-иностранцы), мне, как и А. Кашиной-Евреиновой, не хватило веры в магов и в магию. Как и прочие маги, Гурджиев брался за исцеление всех болезней. Новозеландская писательница Кэтрин Мэнсфилд, страдавшая от туберкулеза, приехала в надежде на исцеление в гурджиевское поместье близ Авона в 1923 году и очень скоро там умерла. (Возможно, именно тот факт, что писательница жила в этом имении, и навел автора одного солидного французского путеводителя на мысль, что Кэтрин Мэнсфилд его купила. Сдается мне, что у писательницы уже давно не было денег, так что имение, скорее всего, купил сам Гурджиев или кто-нибудь из его богатых адептов.) Георгий Гурджиев умер в 1949 году и был похоронен на местном кладбище в Авоне.

Продвигаясь от Авона на восток, мы вскоре выйдем на берег реки Луэн неподалеку от ее впадения в Сену. Здесь, у края леса Фонтенбло, у берега Луэна стоит Море́-сюр-Луэн (Moret-sur-Loing), прелестный городок, который обожают истинные ценители Франции. Крошечный городок-крепость, многократно увековеченный на полотнах художника Сислея, похороненного на здешнем кладбище. Впрочем, городок этот известен был еще и до Сислея, и до развития туризма. И главным образом (как это ни смешно нынче) благодаря своему важному стратегическому положению. Ибо здесь как раз и проходила граница между владениями французских королей и владениями герцога Бургундского. Городок, который в XV веке звался еще Море́-сюр-Гастинуа, был окружен почти полуторакилометровой длины крепостной стеной, укрепленной вдобавок двадцатью массивными сторожевыми башнями. Со стороны Парижа и сегодня в город входишь (самые ленивые въезжают) через великолепные крепостные Парижские ворота XII века, которые называют также воротами Самуа (Самуа, если помните, та самая деревушка на Сене, где похоронены князь Трубецкой и князь Орлов). Неленивый турист непременно остановится перед редкостными средневековыми воротами и полюбуется на Божью Матерь с младенцем (1550 год), разберет, хотя бы по слогам, старинную латинскую надпись – «Уни стат спес беати…», что значит: «Вся надежда на небесную благодать». На нее одну и уповаем, на что еще уповать – не на крепостные же ворота…

ЦЕРКОВЬ В АВОНЕ

Фото Б. Гесселя

Слева от ворот лежит пушечное ядро, безобидный свидетель каких-то былых небезобидных баталий. Кого уж оно лишило бесценной жизни, почтенное это ядро, и за что? Может, великий Наполеон хотел приумножить свою славу? Может, король с герцогом дрались за приумножение своих земель и доходов? Боевой был город Море́. После сражений 1430 года король Карл VII добавил к гордому гербу города еще и каменный щит.

Сообщают, что, одержав победу над австрияками, гордость французской нации Наполеон Бонапарт двинулся к северу, но вскоре напоролся на Море́-сюр-Луэн, за стенами которого засел четырехтысячный австрийский гарнизон. Бравый артиллерийский генерал выпустил по городку пятьдесят ядер. Утверждают, что ядро, которое валяется ныне у Парижских ворот городка, как раз и есть одно из тех смертоносных (и довольно ныне смехотворных) пятидесяти ядер.