Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя

Я пошла в школу в семь лет. Чтобы это случилось, маме пришлось идти с узелком к учительнице, просить за меня, а в узелочке – масло и яички. Я уже умела читать. Упросила. И вот в октябре (после праздника Покрова) в платочке, подвязанном как у старушки, с зеленой раскрашенной петухом сумке из мешковины, взяв за руку старшую подружку, пошла в школу. Ученье давалось легко. Весной в первый класс при ехал на экзамен помещик-барон с двумя дочерьми и инспектор. Уселся барон на стул перед классом, а его дочери рядом стояли. И вот я маленькая вышла отвечать стихотворение:

Вышел внук на пашню к деду
В рубашонке, босиком
Улыбнулся и промолвил:
– Здравствуй, дедушка Пахом!
Ты, я вижу, притомился —
Научи меня пахать
Как учил меня бывало
«Отче наш» с тобой читать…

Я до сих пор вижу эти первые книги, как-то особенно пахнувшие типографской краской.

Был в школе старый дед, сторож по фамилии Блинов. Старый, хромой. Все в деревне его звали просто «Дед Блин». Приходил на уроки священник, были уроки «Закона Божия». К эстонцам и финнам приходил их пастор, и они уходили заниматься в пустую учительскую. Учебный день начинался с молитвы «Царю небесный». Иногда ее читал дежурный, иногда ее пели все хором. В 12 часов отпускали на обед. Кто не приносил с собой еду, бежали обедать домой. У кого была еда с собой, усаживались за парты, доставали свои блины и лепешки, откупоривали бутылочки с молоком (а в пост с чаем) и обедали в школе. Пред обедом читали молитву «Отче наш». Обед длился долго. Ждали, когда все соберутся. Снова уроки и снова молитва перед уходом домой. «Достойно есть, яко воистину». Ее обычно все пели.

Во втором классе, почему то показалось, что учитель посмеялся надо мной, сказала, что в школу больше не пойду. И не ходила больше недели, пока мать с прутом не прогнала из дома. Интересными были занятия в пятом и шестом классах. Новая молодая учительница Ольга Ивановна Мошко оставила неизгладимый след в наших душах. Мы ходили за ней как тени, вместе с ней радовались, переживали ее огорчения. А ее, видимо, старые учителя обижали: она спрятавшись за дверку шкафа и уткнувшись в него плакала иногда. Она повлияла и на выбор профессии, я стала учительницей. И всю свою сознательную жизнь, работая в школе, я видела перед глазами ее и как бы сверяла свою работу с ее работой. Как много она дала нам, деревенским ребятишкам.

В классе появились интересные игры. Был организован день внешкольного кружка, где мы, собравшись после уроков, учились вырезать, клеить, плести, переплетать книги, шить. Мы ставили чудесные детские спектакли, такие как «Спящая красавица». Сами шили костюмы из гофрированной бумаги для гномов, принцев и королей. Делали короны, «золотую» посуду и пр. Тогда только при отблеске огня из печки в классе, рассевшись на полу около Ольги Ивановны, слушали, затаив дыхание ее рассказы и чтение книг. Я не помню, что она читала, но это было что-то удивительное, волшебное. Нас было в классе всего двенадцать человек. Это был удивительно дружный класс. Ольга Ивановна подготовила нас к вступительным экзаменам в учительскую семинарию в Петрограде, где училась раньше сама. Прожила там с нами две недели, пока мы не сдали все экзамены.

В годы Гражданской войны, когда начался голод, трудно пришлось ей. И вот мы, 12-, 13-летние ребятишки, собрали, кто что мог, дома (картошки, муки, масла, яичек, и прочее) и повезли на саночках Ольге Ивановне. Не знали, как отдать, что сказать, мы только знали, что она голодает, что денег у нее мало (на ее иждивении находились еще младшая сестра и брат). Как нам было трудно уговорить Ольгу Ивановну взять наш подарок. И если бы не ее подружка, такая же молоденькая девушка Женя Селезнева, нам не удалось бы уговорить взять продукты. И когда в деревню пришли белогвардейские солдаты, Ольга Ивановна уехала из деревни. Белогвардейцы секли розгами девиц, сочувствовавших коммунистам, она не выдержала и ушла.

Нам прислали новую учительницу, Анну Яковлевну Ганус. С ней учиться мы не захотели, потому что она отменила всю внеклассную работу, которую вели с Ольгой Ивановной. И в один прекрасный день мы написали коллективное письмо в Ямбургский отдел народного образования (может быть, тогда он так и не назывался, но по функциям, подобные УОНО он выполнял), а в классе крупно на доске к приходу учительницы написали: «Долой Анну Яковлевну, Да здравствует Ольга Ивановна!» Не знаю, что повлияло на уход от нас Анны Яковлевны, но она скоро от нас уехала.