Вокруг Петербурга

Ближе ко дворцу, где от Большой дороги ответвлялась Дворцовая аллея, был насыпан другой редут. Вход в него преграждали железные ворота, около которых стояли караульные будки. На его брустверах установили шесть пушек. В 1792–1793 годах площадь внутри редута получила архитектурное оформление в виде больших солнечных часов. «Циферблатом» служили внутренние стены укрепления, на которых были нанесены почасовые деления, а «стрелкой» – тридцатидвухметровый обелиск из местного, так называемого черницкого камня (из села Черница возле Гатчины), сооруженный при участии талантливого строителя-самоучки, вологодского крестьянина К.А. Пластинина. Площадь назвали «Коннетабль».

Подобно Ингербургу, на Красносельской дороге возвели укрепление Мариенбург. За Гатчиной, на северном берегу реки Колпанки, у пильной мельницы, раскинулись строения Солдатской слободы, обнесенной в сторону Петербурга большим валом и рвом. Здесь также был шлагбаум и посты на дороге.

Сохранившаяся доныне башня на Красноармейском проспекте – часть бастиона, запиравшего выход из Дворцовой аллеи на Красносельскую дорогу. Построенный несколько позже других укреплений, он создавал впечатление маленького островка. Это определило его название – «Екатеринвердер».

Замыкал всю эту систему небольших укреплений глубокий ров перед дворцовым лугом, превращенным Павлом в учебный плац. Через ров был перекинут подъемный мост, около него на брустверах вала стояло 12 пушек. Очевидно, при Павле, на случай поспешного бегства, прорыли подземный ход из дворца в парк.

Еще несколько построек появилось одновременно с ростом гатчинского войска. За Большой дорогой выросла Бомбардирская слобода, где поселились артиллеристы. Около «Екатеринвердера» построили казармы Кирасирского полка, а рядом с парком – дом для команды озерной флотилии. Поблизости от казарм расположились конюшни, продовольственные и фуражные склады – магазины, пороховой погреб. Среди военных «учреждений» тех лет были госпиталь, военно-сиротский дом около Мариенбурга, призванный готовить музыкантов для солдатских хоров, а также церковь для иностранцев-иноверцев, которыми изобиловало павловское войско.

В этот период Гатчина обзавелась своей промышленностью, если так можно назвать мелкие мануфактуры и мастерские. В самом посаде возникли замшевая фабрика, шляпная и золотошвейная (галунная) мастерские. В 1795 году в Бомбардирской слободе возвели существующее доныне подковообразное здание суконной мануфактуры. Его построил известный архитектор Н.А. Львов. Неподалеку от «Зверинца» начала работать казенная полотняная фабрика, севернее – стекольный завод. На берегу Колпанки действовал построенный раньше фаянсовый завод. При ферме создали сыроварню, на реках Пудость и Ижора – мукомольные мельницы. Все предприятия были малорентабельными и существовали только благодаря финансовой поддержке владельца Гатчины. Они работали на привозном сырье, выпуская низкокачественную продукцию для солдат.

Наряду со строительством, в Гатчине муштровалось войско наследника престола. По замыслам Павла, оно должно было быть образцом, моделью для организации вооруженных сил России после его прихода к власти.

Кроме сухопутных команд Павел завел на гатчинских озерах флотилию. Соорудили верфь, на которой в 1795–1797 годах корабельный подмастерье Курочкин построил и спустил на воду яхту «Миролюбивый» и 16-пушечный фрегат «Эмпренабль». Не велика была мощь гатчинской флотилии, но это не мешало разыгрывать на озерах целые сражения «с пушечной пальбою и абордажами».

Ко времени прихода к власти Павла гатчинское войско насчитывало 2399 человек (в несколько раз больше жителей самой Гатчины). Армия Павла не числилась на учете в Военной коллегии и не получала от нее никаких материальных средств. Она существовала на средства, которые выколачивались из крестьян окрестных деревень, а также на деньги, отпускаемые Екатериной II сыну для содержания его «малого двора». Это сказалось на составе гатчинских войск, прежде всего офицеров.

В армию Павла, по свидетельству современника, шли «бродяги, выгнанные за разные гнусности из армии, которые, не имея пристанища, рады были всё переносить из-за куска хлеба». Большинство офицеров были иностранцами, пруссаками, прибывшими в Россию «на ловлю счастья и чинов». Злобно презирая русских солдат, эти штейнверы, линденеры, бекманы служили верным орудием Павла по опруссачиванию гатчинских, а позднее всех русских войск. Они принесли с собою из прусских казарм мелочную регламентацию службы, бессмысленную муштру, жестокую палочную дисциплину. Не уступали им немногочисленные русские офицеры-гатчинцы, из среды которых вышел Аракчеев, или Змей-Горыныч, как прозвал его народ за бессердечие и изуверство.