Вокруг «Серебряного века»

Суд чести Союза писателей, о котором ни слова не говорится у Семенова (вероятнее всего, потому, что он сам к нему привлечен не был и стоял в стороне от обвинений всякого рода), признал прежнюю издательницу «нравственно неправою», фиктивный редактор журнала, муж Поповой, издал специальную брошюру, в которой попытался оправдаться, она, да и сам суд обсуждались не только в литературных кругах, но и печатно. Все эти обстоятельства и умелая литературная политика привели к тому, что «Новое слово» приобрело популярность и вместе с тем появились некоторые надежды на выход из тяжелой финансовой ситуации, в которой находился Семенов [488]. Достаточно избирательная «Летопись литературных событий» отмечает среди вызвавших заметную реакцию публикаций не только горьковские «Коновалов» и «Бывшие люди», но еще и цикл статей Г. В. Плеханова (под псевдонимом Н. Каменский) «Судьбы русской критики» и другие его публикации, очерки В. Быстренина, «Инвалиды» Е. Чирикова, «В одиночку» Вересаева. Для историков марксизма в России журнал должен представить интерес как печатный орган, где, по словам Берлина, «если бы цензура не пресекла его существования, в нем произошло бы отмежевание здорового реалистического начала от первых увлечений марксистскою ортодоксальностью». Действительно, Ленин и Струве печатались в журнале едва ли не с одинаковой интенсивностью, и кто знает, — может быть, открытый спор между ними мог несколько смягчить характер «русского марксизма», приведшего в конце концов страну к катастрофе.

Однако «Новое слово» просуществовало всего 10 месяцев, причем нарекания вызвал как раз не политический отдел, а отдел беллетристический — и тот, который вел Семенов. В дневнике Короленко находим запись по поводу запрещения: «Гл<авное> Управление по делам печати играло в этом деле роль чисто провокаторскую: имея возможность налагать руку на каждую книгу, оно выпустило 8 книг без существенных изъянов, задержало одну за провинциальную хронику совсем не „марксистского“ характера и, при объяснениях по этому поводу, М. П. Соловьев (нач<альник> гл<авного> управления) сказал: „Занимайтесь своим ‘марксизмом’. Вот статья Зомбарта… Против таких статей мы ничего не имеем“» [489]. Как раз отдел провинциальной хроники и вел Семенов, печатая там и собственные заметки.

Окончание «Нового слова» вызвало также довольно оживленные отклики — уже не в прессе, но в переписке и дневниках современников. Среди этих откликов отметим реакцию Д. С. Мережковского, писавшего П. П. Перцову: «А Марксят (— „Новое Слово“) четыре Министра без предостережений взяли и запретили. Вот как у нас! Вчера были марксята, хрюкали свеженькие и розовенькие, а сегодня ни кожи ни рожи» [490]. Развивается та же метафора (марксисты — поросята) в письме от 7 сентября уже следующего, 1898 года: «О превращении Сев<ерного> Вестн<ика> в хлев для марксят я пока не слышал, но если это правда, то с восторгом пойду и в хлев» [491]. «Северный вестник» в «хлев» не превратился, но когда с января 1899 года стал издаваться марксистский журнал «Начало», Мережковский начал в нем печатать роман «Воскресшие боги». На какое-то время марксистская печать и укрепляющийся русский символизм оказались очень близки. И Семенов тут — фигура вовсе не безразличная.

Нет сомнения, что на первых порах закрытие журнала и его последствия (в частности, выразительно описанный суд) не могли не привести автора воспоминаний к обострению уже некоторое время назад возникшего революционаризма. Однако дальнейшая его эволюция, как показало время, пошла в ином направлении. Уже публикуемые в томе воспоминаний письма к Брюсову показывают, что в начале XX века он стоял на вполне консервативных позициях, а в конце 1906 года издатель журнала «Перевал» С. А. Соколов агитировал Г. И. Чулкова: «Что бы сказали Вы о статейке на тему о Деспотизме и его масках, где было бы развито (и проиллюстрировано конкретно) то положение, что нередко иные органы под маской чистого Искусства скрывают „чистое“ черносотенство. Этим последним теперь пахнет очень сильно в „Весах“. С. А. Поляков недавно в заседании Литерат<урной> комиссии Лит<ературно>-Худ<ожественного> кружка, возражая мне при обсуждении приглашаемых лекторов, не постеснялся заявить, бия себя руками в грудь, что он желал бы пригласить Грингмута. Один из ближайших участников „Скорпиона“ Семенов (говорят, некогда радикал) открыто называет себя членом Союза активной борьбы с Революцией, а некий Садовский, паж Брюсова и его подголосок, прочтя I № „Перевала“ и ознакомившись с его красным духом, письменно уведомил нас, что, прочтя I №, он просит вычеркнуть его из списка сотрудников. Вообще карты выясняются все более и более, и обнаруживается с несомненностью, кто что таил в смысле политическом за маской чистого искусства» [492].