Вокруг Солнца

Отдохнув несколько часов и оставив Елену приводить в порядок внутренность вагона, мужчины тронулись в обратный путь, чтобы таким же образом перекатить и шар. Это уже было сравнительно легко, так как селеновый шар весил гораздо меньше, чем громоздкий вагон, полный разных вещей.

Затем началась деятельная работа по превращению шара в аэростат. Тут Вячеслав Сломка выказал с самой блестящей стороны свой инженерный талант: он был и кузнец, и слесарь, и горный инженер, и химик.

Работа значительно облегчалась тем, что на поверхности кометы находились в изобилии все необходимые вещества: уголь, магнитный железняк, железный колчедан и селен.

Прежде всего, отверстия в шаре были тщательно заделаны селеновыми листами, затем из железных прутьев была сделана объемистая, но довольно легкая корзина, прикрепленная к шару при помощи проволочных канатов.

Когда шар был готов, Сломка принялся за добывание серной кислоты из железного колчедана. Остальные помогали ему по мере сил и уменья.

Тем временем комета продолжала нестись к своему афелию, с каждым днем удаляясь от Солнца. Одну за другою, она пересекла орбиты Меркурия, Венеры и, наконец, Земли.

– Ну-с, дорогой Сломка, – заявил инженеру в одно прекрасное утро Михаил Васильевич, – все ли у вас готово? Помните, что через два дня мы пересечем орбиту Марса.

– Через два дня? О, в таком случае поспеем.

Сломка кликнул Гонтрана с Фаренгейтом, чтобы при их помощи заняться добыванием водорода. Он получался действием серной кислоты на металлическое железо и немедленно накачивался внутрь шара.

Импровизированный аэростат первое время продолжал тяжело лежать на земле, словно подсмеиваясь над усилиями Сломки и его помощников. Но по мере того, как струя водорода наполняла его внутренность, шар становился все легче и легче. Каждая новая порция газа заставляла его вздрагивать и делать попытку подняться с кометы. Мало-помалу эти попытки начали учащаться, аэростат поднялся на воздух сначала горизонтально, потом начал выпрямляться.

– Сейчас конец. Зови публику, Гонтран! – проговорил Сломка, отирая с лица пот.

Михаил Васильевич, его дочь и Шарп поспешили явиться на зов. Поглотив новое количество водорода, шар судорожно рванулся вверх, выпрямился и плавно поднялся в воздух на всю длину удерживавшей его веревки. Громкое «ура!» зрителей огласило поверхность Меркуриального острова. Затем все путешественники подошли к виновнику торжества, Сломке, и крепко пожали ему руку.

Следующий день был посвящен окончательным сборам. В корзину аэростата перенесли все необходимые вещи и с наступлением вечера, стали дожидаться сигнала к отъезду. Чтобы не пропустить удобный момент, Михаил Васильевич не спускал глаз с Марса. Диск планеты, словно огромный, красный круг, сверкал на потемневшем небе.

– Ну что, скоро… – отозвался профессор. – Да вот беда в чем. Нам придется высадиться не на сам Марс, а на один из его спутников, скорее всего – на Фобос.

– Ну, это пустяки. Фобос отстоит от Марса всего в шести тысячах километров, и только бы нам попасть на него, а там мы найдем средство перелететь и на Марс, – успокоил его Сломка.

– Вы думаете? Ну, ладно. В таком случае, надевайте скафандры: через полчаса мы тронемся в путь.

Громкая брань, раздавшаяся с того места, где находился аэростат, заставила собеседников обернуться.

– Что это? – спросил Михаил Васильевич.

– Должно быть, у Шарпа опять что-нибудь вышло с Фаренгейтом. Пойти посмотреть, – заметил Гонтран, направляясь к аэростату.

Сломка и Михаил Васильевич, с неизменной трубой в руках, последовали за Фламмарионом и, подойдя к шару, увидели следующую картину. Раскрасневшийся Фаренгейт, стоя в корзине, держал в руках какой-то объемистый тюк, который у него вырывал Шарп.

– Меня обокрали, разорили, утащили черт знает куда и вдобавок ко всему мешают мне взять с собою мое достояние! – рычал американец.

– Но поймите, – урезонивал его Шарп, – этот тюк слишком тяжел для нашего шара.

– Врете! Не хочу я ничего слышать. Оставьте тюк, слышите?

– Что у вас такое? – остановил спорящих Осипов. – Что в этом тюке, сэр Фаренгейт?

– Помилуйте, профессор, – жаловался американец. – Я хочу взять с собою несколько штук алмазов, а этот немчура мешает мне. Разве я не в праве вознаградить себя за все издержки, труды и лишения?

– Но тюк весит, по меньшей мере, шестьдесят кило! – заметил Шарп.

– Шестьдесят кило? – ужаснулся Михаил Васильевич. – Нет, сэр Фаренгейт, этого нельзя, это слишком большая тяжесть. Наш шар не поднимется.

– Поднимется, уверяю вас, что поднимется! – отстаивал свое сокровище американец.

– Да пусть берет его, профессор, – обратился к старику Сломка, – но с одним условием: если шар не поднимется, мы выбросим его алмазы вместо балласта.

– На этом условии я, пожалуй, согласен. Слышите, сэр, Фаренгейт?

– Слышу, слышу. Благодарю вас, сэр Осипов, – отозвался американец, с довольным видом укладывая тюк на дно корзины.

– Ну, а теперь надевайте скафандры, – распорядился Михаил Васильевич.