Вокруг Света 1996 №09

Вот как перевел Каржавин первое странствие Гулливера: «Отец мой богатство имел не очень великое. Послал он меня учиться, и я три года препроводил там с прилежанием в науках. Отец мой присылал ко мне по нескольку денег, кои употреблял я на изучение математики. Получил чин лекарский, на корабле «Ласточка» принял намерение поездить по морю. Был на кораблях в Америке, имея у себя довольное число книг...»

Все точно так! Возьмите «Путешествия Гулливеровы», сличите их с историей странствий Федора Каржавина — дух захватит!

Но, кажется, сама флибустьерская история села на мель. Оттолкнемся вот от этого места у Свифта: «Отец мой присылал ко мне по нескольку денег...»

Каждый месяц, регулярно Василий Никитич посылал в Париж вексель на сто рублей. И вдруг — месяц, другой, третий — а деньги не приходят. И никаких вестей из Петербурга. Вот уже год пошел, второй... Потом уже слухи дошли о том, что приключилось с Василием Каржавиным.

И тут надо отдать должное Ерофею Никитичу. Все бросил — науку, блага, славу грядущую, оставил Федора на попечение друзей, и, как головой вниз в омут бросился, в Россию помчался выручать брата из цепких лап Тайной канцелярии. Смелая, добрая душа! Говорили же ему: «Ты, видно, за десять лет все русские дьявольские привязки позабыл. Нынче там такой вкоренился страх, что и с места двинуться не можно!» Двинулся, не побоялся — выручил брата. Да так там, в Московии, и остался, в безвестности умер вскоре.

Несмотря на все лишения, на одиночество — Федор всегда и во всем первый в коллеже Лизье. Лучший по латыни, медаль за французское сочинение, успехи в математике и экспериментальной физике превосходны. Десятилетний мальчик становится студентом Парижского университета. Его друзья — Главный королевский географ Бюаш и Главный королевский астроном Делиль.

В октябре 1763 года Федор Каржавин становится магистром искусств. Благодаря друзьям, он получает работу в Российском посольстве.

 

Но ничто, ничто не дает ни радости, ни покоя. Ни веселый и умный «Центр Мира», ни успехи в науке, ни солнце и туманы над Сеной... Тревожит далекая и странная страна, оставленная в детстве. Да и какой он русский? «Я забыл все буквы алфавита или, по крайней мере, знаю только первые семь». Да нужен ли будет он там? «Какую службу смогу я взять, когда я не умею говорить по-русски. Я не способен буду обучать ни латинскому, ни французскому, ни географии, ни физике, потому что я не смогу объясниться с моими слушателями...»

Ни радости, ни покоя. Зачем Париж? Зачем Петербург? Зачем все это?

Холодные туманы

Первого числа месяца марта 1764 года в Париже и на восемь лье в округе погода была такая пасмурная, что невозможно было что-то увидеть.

В холодном тумане, проносящемся над Сеной, над набережной, над домами, можно было едва различить неподвижно стоящего молодого человека в черном суконном камзоле и грубых башмаках.

Федор Каржавин — это был он — собрался в тот день наблюдать затмение солнца.

По набережной Сены шла девушка и громко смеялась неизвестно чему. Это была Шарлотта-Маргарита Рамбур. На всю жизнь она останется хохотушкой Шарлотушкой. А она его назовет, глядя в его серые глаза и жарко дыша в лицо: «Лами... Лами... Дружочек».

«Я вам говорил в одном из писем об одной молодой девушке, которая поразила меня своим сходством с моей старшей сестрой, и я даже несколько раз разговаривал с ней перед моим окном» — больше о ней ни государю-батюшке, ни любезной матушке он не напишет никогда. Да и какое поразительное сходство он нашел между Шарлоттой и сестрой, которую не видел столько лет, а видел-то семилетним мальчишкой? Какие забытые образы виделись ему в холодных туманах? Кого он увидел в Шарлотте? Бедный мальчишка, какая странная и жестокая любовь пришла к нему из тумана...

Лето 1764 года прошло в нетерпеливом ожидании отъезда. Федор целыми днями пропадал на набережной Букинистов, посещал Публичную библиотеку, осматривал кабинеты ученых, бывал на спектаклях в Комедии. Особой любовью были для него лекции по опытной физике в Королевском коллеже.

Другая тревога поселилась в нем. Что скажет он Шарлотте о своем возвращении в Россию? Как покинет ее?

Рождество они праздновали вместе. Казалось, Федор был весел и счастлив. А ночью — письмо.

«Государь мой батюшка! Отчаяние, в которое повергает меня нищета, принуждает просить вас немедленно вызвать меня в Россию... Чтобы оплатить долги, в этом году я продал все, вплоть до постели, а сам спал на соломе. Я хочу непременно вернуться в Россию, и если ни к чему не буду способен, то буду лучше солдатом, ибо это моя последняя надежда. Если вам неугодно, чтобы я сделался солдатом, то буду, кем пожелаете, — decrotteur — чистильщиком сапог. Это мое последнее решение. Я вновь начинаю изучать русский язык».

Батюшка отозвался, денег на дорогу выслал. О, эта юность! Где тот тоскующий молодой человек? Он — магистр искусств — не забывайте!