Вокруг Света 2006 №09

Возникнув на исходе Ренессанса (около 1600 года во Флоренции) из подражания древнегреческой трагедии, опера стала истинным символом Нового времени. Быстро переместившись из закрытых дворцовых залов на публичные «площадки», это синтетическое зрелище сразу превратилось в популярное светское развлечение. Во многих городах Италии открылись музыкальные театры, среди которых «лидировали» поначалу Венеция, Рим и Неаполь. Для первого «оперного века» (календарного XVII), века барокко, были характерны мифологические сюжеты, лихие технические трюки (знаменитейший из них — deus ex machina, «бог из машины») и небольшие залы. А вот на рубеже XVIII—XIX веков уже происходит смена стиля — меняются вся суть жанра и его масштаб. Барочные «волшебства» — в прошлом. Наступает эпоха искренности, в центре внимания оказывается человек с его страстями. Опера становится искусством слез, а на первое место выдвигается певец с его эмоциями (живший в Италии Глинка плакал на операх Беллини). Новой сути отвечает и смена масштаба: действо переходит в большие залы, становясь массовым искусством крупного драматического жеста. На смену маленьким театрам с их старым сказочно-мифологическим репертуаром приходят большие театры и большие психологические драмы. Открытие Ла Скала и стало откликом на смену стиля. Еще когда нынешнее здание только возводилось, австрийская императрица Мария-Терезия пророчески заявила: «Возводится новый театр, судьба которого — затмить славу знаменитейших театров Италии». Состоявшееся спустя несколько месяцев первое акустическое испытание с оркестром, артистами и публикой прошло блестяще — зал удостоился всеобщих высших похвал. Отмечая принципиальную новизну начинания, одна из тогдашних газет писала: «Система спектаклей будет необычного, совершенно нового рода. Она заключается в отказе от непомерных злоупотреблений, вызванных в итальянском музыкальном театре недостатками постановок и исполнения. Здесь желаемое достигается накалом душевного движения и сценического действия, наивысшим правдоподобием и сосредоточенным на всем этом внимании артистов». Словом, открытие Ла Скала совпало с важной переменой внутреннего (содержательного) и внешнего (сценического) облика оперы, ставшей из искусства чистого развлечения искусством переживания — глубоким и человечным. XIX век — «золотая» эпоха оперы. Она обрела не только неформальный статус «главного жанра всех искусств» (такой же репутацией пользовалось кино в веке ХХ), но и громкое общественное звучание. Особенно у себя на родине. Теперь в Италии опера ощущается как глоток свободы, как знамя борьбы за независимость от австрийцев и национальное единство. В исторических сюжетах того же Верди зрители видели прямые аналогии с современностью, и премьеры превращались в стихийные манифестации, мелодии арий распевались на улицах, а самого композитора прозвали «маэстро революции». Миланский же театр, о котором мы ведем рассказ, эту «революцию», художественную и политическую, по сути «возглавил», собрав под своей крышей ведущие музыкальные силы «самой музыкальной страны мира». По заказу Скала писали лучшие композиторы, здесь выступали лучшие певцы, а центр оперного искусства окончательно переместился из Неаполя в Милан, ставший «столицей» новой оперы, масштабной, зрелищной, массовой и чувствительной. Не утратила эта столица своего значения и в новом, ХХI, столетии, когда опера претерпела очередные изменения, превратившись в искусство исполнителей, прежде всего — дирижеров. Скала эффективно отразила эту модуляцию: спектакли театра ассоциировались у публики только с самыми громкими музыкальными именами. А с приходом «к власти» в нем Артуро Тосканини Милан в борьбе за «звание» оперной Мекки и вовсе оставил всех без исключения конкурентов далеко позади. Словом, как оказалось, Мария-Терезия запрограммировала театр на успех: в тот момент, кода опера стала музыкальной драмой и ведущим жанром искусства, Ла Скала выразила свое время, предъявив веский набор аргументов: огромный зал с великолепной акустикой и вокальные, композиторские, а затем и дирижерские «бренды». Емко запечатлел этот феномен мастер афоризма Стендаль: «Это лучший в мире театр, ибо доставляет наивысшее наслаждение».