Вокруг света на 'Коршуне'

Во все время перехода из Гонолулу в Хакодате старший офицер, Андрей Николаевич, был необыкновенно озабочен и с раннего утра до вечера хлопотал о том, чтобы все на "Коршуне" было в самом совершенном порядке и чтобы новый адмирал, имевший репутацию лихого моряка и в то же время строгого и беспокойного адмирала, и не мог ни к чему придраться и увидал бы, что "Коршун" во всех отношениях образцовое военное судно.

Андрей Николаевич решительно был мучеником во весь этот переход в ожидании встречи с адмиралом. Старшему офицеру, и без того педанту по части порядка и чистоты, все казалось, что "Коршун" недостаточно в "порядке", и он носился по всему корвету, заглядывая во все его закоулки. Несколько раз были осмотрены им и подшкиперская каюта, и крюйт-камера, и машинное отделение, и провизионное помещение, и трюм, - везде он находил образцовый порядок и все-таки... беспокоился. Различные учения происходили каждый день: то артиллерийское, то стрелковое, то абордажное, то внезапно раздавалась пожарная тревога, то вызывался десант... И все эти учения, казалось, не оставляли желать ничего лучшего, но Андрей Николаевич все-таки продолжал быть озабоченным и за обедом, и за чаем, и когда он показывался в кают-компании, непременно заводил речь о близости адмиральского смотра.

- Да что вы так беспокоитесь, Андрей Николаевич? Уж, кажется, "Коршун" в идеальном порядке! - не раз успокаивал старшего офицера доктор Федор Васильевич...

- Вы думаете, доктор? - иронически спрашивал старший офицер.

- Да, и все так думают.

- Все?.. А он, быть может, этого не подумает.

- И он подумает, Андрей Николаевич, - вступился старший штурман, Степан Ильич, - верьте, что не только что подумает, а и выскажет.

- Не слепой же адмирал! - воскликнул мичман Лопатин.

- То-то не слепой! Он, батенька, увидит то, что мы с вами и не увидим! - тревожно заметил Андрей Николаевич. - И не предвидишь, за что он разнесет. Готовьтесь к этому, Василий Васильевич.

- Что ж, я готов! - рассмеялся веселый мичман.

- Да и ко всяким сюрпризам готовьтесь и имейте вещи свои всегда наготове.

- Это почему?

- А потому, что адмирал в океане переводит офицеров с судна на судно... Бывали, говорят, примеры... Вы, например, думаете, что проведете приятно время, положим, в С.-Франциско и будете себе плавать на "Коршуне", как вдруг сигнал с адмиральского судна: перевести мичмана Лопатина на клипер "Ласточка"... Ну, и собирайте живо потрохи...

- Однако! Это не очень-то приятно! - заметил Лопатин.

- Приятно - не приятно, а в полчаса должны быть готовы.

- Неужели он это делал?

- Делал. Меня так раз перевел с клипера! - отозвался первый лейтенант Поленов, плававший с беспокойным адмиралом.

- За что он это вас перевел, Петр Николаевич? - спросил кто-то.

- Да ни за что. Просто хотел показать, что офицер должен быть всегда готов. У него и в мирное время всегда бывало как бы на войне!

- И вы были готовы?

- В двадцать минут! - отвечал лейтенант Поленов, пощипывая, по обыкновению, свои густые пушистые усы, которыми он тщательно занимался. Ну, разумеется, вы можете вообразить, господа, какой винегрет представляли вещи в двух моих чемоданах: треуголка лежала вместе с сапожной щеткой, ботинки с сорочками. Тут некогда было укладываться. Как только наш клипер по сигналу лег в дрейф вместе с другими двумя судами эскадры, баркас был на боканцах и ждал меня... Насилу выгребали. Ветер был свежий, и океанская волна гуляла здоровая.

- Куда же вас перевели, Петр Николаевич?

- На флагманский корвет. Год я плавал с адмиралом... Ну, я вам скажу, и задавал он нам страху... Умел заставить служить по-настоящему, надо правду сказать... Знал, чем пронять каждого!

Вообще новый начальник эскадры - этот хорошо известный в то время во флоте контр-адмирал Корнев, которого моряки и хвалили и бранили с одинаковым ожесточением, - был главным предметом разговоров в кают-компании за время перехода. О его вспыльчивом до бешенства характере, о его плясках на палубе во время гнева и топтании ногами фуражки, о его "разносах" офицеров и о том, как он школит гардемаринов, рассказывались чуть ли не легенды. Но вместе с тем говорилось и о неустрашимости и отваге лихого адмирала, о его справедливости и сердечном отношении к своим подчиненным, о его страсти к морскому делу и о его подвигах во время Крымской войны, в Севастополе.