Вокруг света на 'Коршуне'

И не прошло и пяти минут, как все паруса, точно волшебством, исчезли, якорь был отдан, катер и вельбот спущены, и "Коршун" с закрепленными парусами недвижно стоял рядом с "Чайкой", возбуждая восторг моряков и своим безукоризненным видом щегольского военного судна и быстротой, с какой он стал на якорь и убрал паруса.

Еще минута - и капитан Василий Федорович, по обыкновению спокойный, не суетливый и, видимо, не испытывавший ни малейшего волнения, в полной парадной форме уже ехал на своем щегольском шестивесельном вельботе к флагманскому фрегату с рапортом к адмиралу, а старший офицер Андрей Николаевич, весь красный, довольный и сияющий, спускался с мостика.

- А ведь ничего, а, Степан Ильич? Кажется, недурно стали на якорь? обратился он к старшему штурману, словно бы ища одобрения.

- Уж чего лучше. Превосходно, Андрей Николаич. Паруса так и сгорели.

- Сгорели?.. Да, недурно, недурно, слава богу... Надо будет по чарке дать марсовым... А как-то смотр пройдет, Степан Ильич! - с тревогой в голосе прибавил старший офицер.

И его мужественное, заросшее волосами лицо приняло испуганное выражение школьника, который боится экзамена. Распорядительный, энергичный и находчивый во время штормов и всяких опасностей, Андрей Николаевич обнаруживал позорное малодушие перед смотрами начальства.

- Да что вы волнуетесь, Андрей Николаевич! - успокаивал его старший штурман, относившийся к высшему начальству с философским равнодушием человека, не рассчитывающего на карьеру и видавшего на своем долгом веку всяких начальников, которые тем не менее не съели его. Он тянет служебную лямку добросовестно и не особенно гоняется за одобрениями: все равно из них шубы не сошьешь; все равно для штурмана нет впереди карьеры.

- Да как же не волноваться, Степан Ильич? Разве вы не слышали об адмирале?

- Ну, так что же?

- Он хоть и вежливый и любезный, никогда не разносит, а, я вам скажу, такая заноза... строгий и взыскательный.

- Ну и пусть себе взыскательный. Что ему взыскивать? "Коршун", слава богу, у нас в порядке, Андрей Николаич.

- Так-то так, а вдруг...

- Что вдруг? - переспросил, улыбаясь, Степан Ильич.

- А вдруг, батенька, на смотру что-нибудь да выйдет.

- Ничего не выйдет, Андрей Николаич. Вы, право, мнительный человек и напрасно только расстраиваете себя... Все будет отлично, и адмирал останется доволен. Он хоть и заноза, как вы говорите, а умный человек и не придирается из-за пустяков. Да и не к чему придраться... Пойдемте-ка лучше, Андрей Николаич, обедать... И то сегодня запоздали... А есть страх хочется...

- Нет, я после пообедаю... Мне надо еще самому посмотреть, как реи выправлены и не ослаб ли такелаж, а потом поговорить с боцманом.

И маленькая приземистая фигурка старшего офицера понеслась на бак.

Через полчаса капитан вернулся от адмирала и сообщил старшему офицеру, что на другой день будет смотр и что корвет простоит в Печелийском заливе долго вследствие требования нашего посланника в Пекине.

Последняя весть очень смутила кают-компанию и гардемаринов.

В тот же день капитан объявил Володе, что он будет держать экзамен на флагманском фрегате для производства в гардемарины в сравнение со сверстниками, которые, как Володя уже знал, были произведены к Пасхе.

- Надеюсь, вы готовы к экзамену? - спросил капитан.

- Готов, Василий Федорыч.

- Ну и отлично. Когда хотите экзаменоваться?

- Чем скорее, тем лучше. Если можно, через неделю... Я кое-что еще посмотрю.

- Хорошо. Через неделю вас начнет экзаменовать комиссия, назначенная адмиралом... Будете ездить на фрегат... С этого дня вы освобождаетесь от служебных занятий на корвете, скажите старшему офицеру... Да если надо вам помочь в чем-нибудь, обращайтесь ко мне... Я кое-что помню! - скромно прибавил капитан.

Ашанин поблагодарил и сказал, что он занимался и надеется выдержать экзамен по всем предметам.

- А главное, не бойтесь, Ашанин. К вам придираться не будут. Экзаменаторы ведь не корпусные крысы, - улыбался Василий Федорович. - А адмирал понимает, что такое экзамен, - одобряюще промолвил капитан, отпуская Ашанина.

II

На другой день, к девяти часам утра, вся команда была в чистых белых рубахах, а офицеры в полной парадной форме.

Бедный Андрей Николаевич с раннего утра носился по корвету и вместе с боцманом Федотовым заглядывал в самые сокровенные уголки жилой палубы, машинного отделения и трюма. Везде он пробовал толстым волосатым пальцем: чисто ли, нет ли грязи, и везде находил безукоризненную чистоту и порядок. Наверху и говорить нечего: реи были выправлены на диво, палуба сверкала белизной, и все сияло и горело - и пушки, и медь люков, поручней, компаса, штурвала и кнехтов*.

______________

* Вертикальные металлические брусья с блоками для проводки снастей.

И Андрей Николаевич, красный, вспотевший и напряженный, несколько комичный в сбившейся назад треуголке и узковатом мундире, стоял теперь на мостике, то посматривая беспокойным взглядом на флагманский фрегат, то на палубу и на мачты.