Вокруг света на 'Коршуне'

Ашанин долго искал гостиницы, сопутствуемый полуголым анамитом, который нес его чемодан, и не находил. Стояла палящая жара (40 градусов в тени), и поиски пристанища начинали утомлять. Наконец, в одной из улиц он встретил пассажира-француза с "Анамита", который любезно проводил Ашанина до гостиницы, указав на небольшой на столбах дом, крытый банановыми листьями и окруженный садом.

Ашанин вошел прямо в большую бильярдную, где двое офицеров играли в карамболяж, а другие "делали" свою полуденную сиесту в больших плетеных креслах. Он так был поражен непривлекательным видом этой гостиницы, что хотел было снова сделаться жертвой 40-градусной жары и идти искать другого пристанища, как дремавший в бильярдной хозяин, толстый француз, остановил Володю словами:

- Вы ищете комнату?

- Именно.

- Пойдемте, я вам дам отличное помещение... одно из лучших...

И толстый, заплывший жиром француз с маленькими бегающими глазками, свидетельствовавшими о большой пронырливости их обладателя, ввел Володю в крошечную комнату с одним крошечным окном, выходившим на двор сомнительной чистоты, и, приятно улыбаясь, проговорил:

- Вот вам помещение, monsieur[103]... He правда ли, комнатка недурна, а?

Хуже этой комнаты трудно было себе представить. Небольшая кровать под мустикеркой, кривой стол и два плетеных стула составляли всю меблировку. Жара в комнате была невыносимая, и на окне болталась одна жалкая сторка, не представлявшая защиты от палящего солнца. Француз заметил полнейшее разочарование, выразившееся на лице молодого приезжего, и поспешил сказать:

- Лучшего помещения вы нигде не найдете... Мы, видите ли, еще на биваках, так сказать... Ведь всего два с половиной года, как мы заняли Сайгон, и война еще не окончилась... Эти проклятые анамиты еще бунтуют... Но наш адмирал Бонар скоро покончит с этими канальями... Скоро, будьте уверены... Через пять-шесть месяцев у нас в Сайгоне будут и хорошие гостиницы, и рестораны, и театры... все, что нужно цивилизованному человеку, а пока у нас все временное...

И болтливый француз продолжал рассказывать, какая большая будущность предстоит Сайгону, затем вкратце познакомил Володю со своей биографией, из которой оказалось, что он из Оверни родом и отправился искать счастья на Восток и странствует с французским воинством; сперва был маркитантом, а теперь завел маленькую гостиницу и ресторан.

- Пока дела неважные, но когда наша колония разовьется, о! тогда, я надеюсь, дела пойдут...

Он, наконец, ушел, и Ашанин начал устраиваться в своем жилище.

Через полчаса он уже шел, одетый в полную парадную форму, с треуголкой на голове, к губернатору колонии и главнокомандующему войсками и флотом, адмиралу Бонару, чтобы представиться ему и передать письмо от своего адмирала.

Сайгон произвел на нашего юношу не особенно приятное впечатление. На плане значился громадный город - правда, в проекте - с внушительными зданиями, похожими на дворцы, с собором, с широкими улицами и площадями, носящими громкие названия, в числе которых чаще всего встречалось имя Наполеона, тогдашнего императора французов, с казармами, театром и разными присутственными местами, - и вместо всего этого Ашанин увидел большую, широко раскинувшуюся деревню с анамитскими домиками и хижинами, из которых многие были окружены широкой листвой тропических деревьев. Только широкие шоссейные улицы, несколько наскоро сделанных бараков да строящиеся дома показывали, что здесь уже хозяйничает европеец и вдобавок француз, судя по обилию кофеен с разными замысловатыми названиями, приютившихся в анамитских домиках.

Множество туземных домов стояло пустыми, и Ашанин вскоре узнал, что половина туземного населения Сайгона, которого насчитывали до 100000, ушла из города вследствие возмущения против завоевателей, вспыхнувшего незадолго перед приездом Володи в Кохинхину и спустя шесть месяцев после того, как французы после долгой войны, и войны нелегкой вследствие тяжелых климатических условий, предписали анамскому императору в его столице Хюе мир, отобрав три провинции - Сайгон, Мито и Биен-Хоа - и двадцать миллионов франков контрибуции. Только шесть месяцев после заключения мира было относительное спокойствие в завоеванном крае... Вскоре начались вспышки в разных уголках Кохинхины; анамиты восстали под начальством Куан-Дина во всех трех завоеванных провинциях.