Рынок этот – просто нечто. Икра продавалась ковшами: ее доставали из огромной бочки и накладывали в такие же ведерки, с какими дети играют в песочнице. Рядом стоял русский мотоцикл пятидесятых годов, а по улицам ездили большие «Мерседесы» и BMW с бандитского вида личностями за рулем, неизменно в сопровождении очень красивых и дорого одетых девушек в солнечных очках за $500.
Мы зашли пообедать в ресторан с террасой. Заказали цыпленка по-киевски, разумеется. Потом сходили в городской парк, посмотрели еще один монумент советской эпохи, к которому, по здешней традиции, приезжают новобрачные в день свадьбы. На фоне памятника фотографировались невесты в белых платьях и женихи в смокингах. «Советские скульптуры и памятники вправду внушают трепет, – сказал Эван. – Все эти каменные рабочие – такие мощные фигуры. Обычному человеку они, наверное, внушали чувство большой силы и гордости».
Но день был омрачен несколькими перепалками между мной и Дэвидом с Рассом. Все началось, когда мы встретились в вестибюле отеля. Мой друг Фред Гролш, недавно переехавший в Киев, забронировал нам номера в этом отеле и организовал экскурсионный тур, но Дэвид и Расс обращались с ним из рук вон плохо. По крайней мере, мне так показалось. Они постоянно опаздывали, меняли решения, все время пытались убедить всех в своей правоте, не соглашаясь ни на что другое. Мне было за них стыдно. «Может, замолчите и послушаете Фреда, а потом поедем смотреть город?» – как-то резко оборвал я Дэвида. Он промолчал, но ситуация повторилась еще раз, когда мы отвезли мотоциклы в гараж BMW, и я снова набросился на Дэвида за неуважение к моему другу.
«Только не надо выговаривать мне на людях!» – прокричал в ответ Дэвид.
«А ты помолчи и послушай человека, который для нас же тут старается! – заорал я. – Понимаю, тебе не нравится, что я тебя перебиваю, но поставь себя на мое место! Мне дико неловко за вас перед Фредом из-за того, как вы с ним обращаетесь».
Страсти стали накаляться, мы с Дэвидом просто вцепились друг в друга, пока не вмешался Эван. Его сильно расстроила наша перепалка. «Вам и Рассу нужно разобраться между собой, – сказал он. – Иначе вы испортите все путешествие».
Я попробовал извиниться перед Дэвидом, но он и слушать меня не захотел. «Зачем просить прощения, если все повторится, и ты об этом прекрасно знаешь? – сказал он. – Пустые слова, которые сразу же забудутся».
Вечером, когда все пошли ужинать, я отказался. Мне хотелось побыть одному. Я позвонил Ойли, но ничего ей не рассказал. Мне не хотелось испортить приключение стычками с Дэвидом и Рассом. Я понимал, что они, возможно, чувствуют то же самое, и не был готов обсуждать это с женой. В конце Ойли спросила, все ли у меня хорошо. «Да, все нормально. Устал немного», – сказал я и положил трубку.
Я сидел в номере и думал. Было ясно: нужно что-то делать, и прямо сейчас. Мы не можем ехать дальше на восток, где все гораздо сложнее, если не в состоянии поладить друг с другом еще в Европе. И чем больше я думал, тем лучше понимал, что весь негатив исходил, в первую очередь, от меня же самого. Я не слушал других людей, постоянно перебивал Дэвида и Расса, не давая им договорить, и лез со своими советами, даже когда они точно знали правильный ответ. Это был великий момент. Я понял, что Расс вел себя как Расс, Дэвид – как Дэвид, а я вел себя как дурак.
А в корне проблемы лежала очень простая вещь: было трудно примириться с тем фактом, что до дома еще много дней пути. Я звонил домой и разговаривал с дочками, которые были еще слишком малы и не могли понять, в чем участвует их отец. От этого было еще хуже. Я слышал, что им там весело и без меня. «Конечно, конечно, папочка, – говорили они по телефону, – как скажешь…». Я скучал по детям – намного сильнее, чем думал, – и по жене, по тому, как мы обнимались в конце дня и разговаривали. Плюс еще постоянное беспокойство о том, где мы будем спать этой ночью, куда поедем дальше и что там будем делать. По натуре я очень тревожный человек, и приходилось это признать. Мне всегда все нужно знать заранее, и теперь я должен был заставить себя успокоиться, чтобы не испортить поездку своими переживаниями.
И еще надо было признать, что Расс и Дэвид, хоть они тоже люди не без греха, проделали огромную работу. Они полностью посвятили себя путешествию и выполнили все обещания. Зря я с ними спорил и искал компромисс. Лучше бы сидел и отдыхал в ожидании, пока Дэвид и Расс – профессионалы, свое дело знающие, – сами все разрулят. Я лез не в свое дело и думал только о себе. Мне нужно было внушить себе, что все получится. Расс и Дэвид со своей задачей справятся. Жена и дети тоже без меня не пропадут. Так что, с сожалением признал я, все разногласия лежали полностью на моей совести. Признаться самому себе во всем этом было непросто, но как только я это сделал, стало гораздо легче. Весь груз путешествия будто спал с моих плеч. Я слишком стремлюсь все контролировать. Нужно дать возможность жизни идти своим чередом, иначе все эти 108 дней проплывут мимо меня, и я пропущу самое интересное.