Это заставило меня прикусить язык. Вскоре Симон переехал к нам в оффис и начал изучать механику наших взаимоотношений с миром, когда я поручил ему заниматься продовольствием и полярным домиком, что раньше входило в прерогативу Мэри. Нет ничего удивительного в том, что ему нелегко далось вживание в нашу «спевшуюся» команду. Он нашел наши методы ведения дел довольно странными, однако постепенно ему пришлось уступить, а мы привыкли к его грубоватой напористости. Он не захотел вступать в САС, потому что был квакером [9]
и мог служить только в команде обслуживания, где не имеют дело с оружием. Он все же прошел подготовку в парашютно-десантном санитарном полку — довольно нелегкая служба, тренировочный курс которой оказался не менее напряженным, чем в самом САС. Во время тренировочных уикендов в Уэльсе я убедился, что Симон достиг спортивной формы, ничуть не уступавшей нашей, если не лучшей, поэтому надеялся, что вскоре он вполне подойдет нам.Одновременно с Симоном к нам присоединились Джоан Кокс и ее дочь Жанет. Обе они остались с нами до самого конца и даже перепечатывали на машинке рукопись этой книги.
Пул Андерсон, курсант мореходного училища из Дании, который плавал в антарктических водах, поступил к нам под Рождество. У него совсем не было денег, поэтому мы пристроили его работать по вечерам в Ассоциации молодежных турбаз, а спал он в нашем оффисе на полу рядом с Оливером. Пул отремонтировал старый стол и поставил его рядом со столом Чарли, назвав все это Морским отделом. Ему был двадцать один год, т. е. он был на несколько лет моложе всех нас. У Пула был удивительно ровный характер. Мы все любили Пула.
В начале 1978 года два деревенского вида парня из Суффолка в джинсах и изъеденных молью пальто объявились в нашем оффисе. Тот, что был повыше ростом, с глазами цвета морской воды и пушистой черной бородой, произвел на меня благоприятное впечатление сразу же. По-видимому, это была подсознательная реакция, связанная с просмотром многочисленных кинофильмов о героических командирах эсминцев, которые своей наружностью, если не считать морской фуражки и толстого свитера, сильно напоминали Антона Боуринга. Его бабка была русской, он имел шестилетний опыт работы на морских рудовозах, промысловых креветочных судах в Читтагонге и совсем недавно — на гренландских судах ледовой разведки. Его спутник Мик Харт плавал вместе с ним.
Пул заварил чай в жестяных кружках, и собеседование началось.
«Вы, наверное, знаете, что мы ничего не платим», — сказал я.
«Нет? Отлично. Меня интересует любая работа в море, пусть даже коком».
Как мне показалось, Мик тоже не проявил беспокойства. Они лишь спросили, каковы будут их обязанности и когда они смогут приступить к делу.
«Но в настоящий момент… — я немного выждал, мне очень не хотелось терять этих двоих, — в настоящий момент мы еще не подобрали нужного нам судна, т. е. у нас пока вообще нет судна. Вот Пул как раз и занят сейчас его поисками, не так ли, Пул?»
Тот, с кружкой чая в руках, важно кивнул.
Оба посетителя, казалось, отнеслись к этому сообщению безразлично, поэтому я рискнул двинуться дальше.
«Фактически ваша первая работа будет и состоять в том, чтобы вместе с Пулом заполучить судно, так что вы можете начинать немедленно в Морском отделе, вот здесь».
Стол Морского отдела ломился под тяжестью кипы лоций Арктики. Антон с большим интересом окинул взглядом всеобщий беспорядок, царивший в оффисе, а затем произнес:
«А сколько экспедиция намерена заплатить? Я имею в виду, какой тип судна нам нужен?»
Я отметил это «нам». Это звучало обещающе.
«Ледокол. Он вообще не должен стоить что-либо. Это одно из наших правил. Это относится также к телефонным разговорам и канцелярским принадлежностям. Все оттого, что у нас вообще нет фондов».
В целом собеседование было очень кратким. На следующий день мы позаимствовали еще один письменный стол из соседнего оффиса, принадлежавшего ВВС, сотрудники которого отсутствовали.
Антон записал в своем дневнике: