Вокруг света с десятью су в кармане

– Это очень просто. У меня билет первого класса с продовольствием; за него уплатил господин Буврейль.

– Он заплатил за вас?

– Нет, за себя.

– Я не понимаю…

– Что же тут непонятного? Я в его каюте номер десять!

– А он где?

– Он? Он в ящике.

– А ящик на пароходе?

– Нет, он остался на берегу.

Сэр Мирлитон подумал несколько секунд, потом улыбнулся подходившей к нему дочери, слышавшей последние слова.

– Это некорректно с вашей стороны, – сказал он серьезно. Затем отошел и облокотился на перила борта.

Между молодыми людьми завязался разговор.

– Поздравляю вас с победой! – начала девушка.

– Если я и победил, то этой первой победой обязан вам.

– Вы, конечно, будете меня считать любопытной, господин Лаваред. Но когда случайно, – она очень покраснела, произнося эти слова, – когда случайно час тому назад открылась дверь в ваше маленькое помещение, предназначенное для путешествия, мне показалось, что там находилось сиденье, набитое шерстью…

– Совершенно верно.

– Для чего же это? – спросил мистер Мирлитон.

– Оно было приготовлено для продолжительного путешествия из Пиренеев в Париж одним фантазером, приключения которого я описал когда-то в газетах. Теперь я вспомнил об этом и, узнав, что этот ящик, о котором говорил весь Париж, находится еще на Орлеанском вокзале, я воспользовался им – вот и все.

– Я был прав, – сказал англичанин, – вы очень находчивый молодой человек.

Улыбка молодой девушки подтвердила мнение ее отца.

Облокотившись на перила, сэр Мирлитон смотрел в свой бинокль на землю, исчезавшую вдали. Вдруг что-то привлекло его внимание.

– Посмотрите, господин Лаваред, – сказал он, передавая свой бинокль, – у мола что-то движется.

Арман посмотрел по указанному направлению.

– Да, я вижу человека, размахивающего руками. Но его преследуют… Можно различить даже, что преследующие его в мундирах. Это, вероятно, жандармы.

– Что бы это было?

– Да это, наверно, Буврейль, без всякого сомнения! Значит, он не умер от апоплексического удара. Ну, тем лучше, тем лучше!

Между тем проехали Жиронду, и Лаваред думал уже, что он может быть спокоен на все время своего путешествия.

Стоянки парохода «Лоран»

Первые дни путешествия были весьма благоприятны для Лавареда. По утрам он выходил на палубу в обществе сэра Мирлитона и мисс Оретт. Тут он проводил время в приятной беседе с молодой девушкой и ближе узнал ее чудную чистую душу. Они говорили обо всем. Многочисленные путешествия Армана и сэра Мирлитона представляли интересную тему для их разговоров, но был один предмет, который мисс Оретт тщательно избегала.

Ни разу не было произнесено имя Пенелопы. Ни разу не было упомянуто о предполагаемой свадьбе, о которой проговорился Буврейль в вагоне при выезде из Парижа. Казалось, мысль об этом была неприятна молодой англичанке. Не было ли тут какой-нибудь тайны, тайны молодого девичьего сердца? Лавареду эта мысль не могла прийти в голову по двум причинам: во-первых, он не знал, что мисс Оретт были известны намерения Пенелопы Буврейль; во-вторых, он вовсе и не думал об этой неприятной особе, так как всецело отдался обаянию мисс Оретт.

Однажды утром, обменявшись с ней приветствием, он сказал:

– Скажите, пожалуйста, отчего вы владеете так безукоризненно французским языком?

– Ничего тут нет удивительного. Как большинство молодых, хорошо воспитанных англичанок, окончив свое образование в Лондоне, я была отправлена во Францию, чтобы усовершенствоваться во французском языке. Отец поместил меня в учебное заведение госпожи Лавиль, где я встретила несколько своих соотечественниц, таких же пансионерок, как и я, которым, благодаря их возрасту и английскому воспитанию, была предоставлена полная свобода, и мы почти каждый день ездили в Париж.

– Словом, вы почти парижанка?

– Но не так кокетлива, как они.

– Но зато у вас больше уверенности и спокойствия, следствием которых является самостоятельность, столь свойственная вашей молодежи.

– Это верно. Кроме того, Париж нам очень хорошо знаком и по другой причине. Отец там долго жил; он был начальником отделения нашего банка на улице La Paix; и мне приходилось гостить подолгу в вашей столице.

– Я должен вам признаться, что вы мне стали еще более симпатичны с тех пор, как я могу считать вас своей соотечественницей.

Хотя в слове «симпатичны», произнесенном крайне вежливо, не заметно было никакого другого оттенка, мисс Оретт покраснела, казалась смущенной и ничего не ответила. Разговор прекратился бы, если бы господин Мирлитон явился вовремя объявить, что позвонили к завтраку.

Стол для пассажиров первого класса на трансатлантических пароходах отличается обилием. Роскошь там положительно княжеская. И надо удивляться тому, как в открытом море, где, казалось бы, ничего и достать нельзя, можно получить тонкое роскошное меню первых французских ресторанов. Этот комфорт оценен по достоинству путешественниками всех стран.

Во главе стола сидит капитан. Офицеры постоянно вращаются между пассажирами, и нет ничего приятнее беседы с этими любезными моряками.