Вокруг света с киллерами за спиной

Издалека пирамиды выглядели несолидно, вроде кубиков в песочнице. Лишь на близком расстоянии они вдруг обрели внушительность и монументальность. Редкие пальмы рядом с ними смотрелись травинками. Это ж сколько народу было задействовано, сколько рабов здесь Полегло, возводя эти памятники давно почившим в бозе фараонам! Илья Константинович прикинул, какие бабки вложены фараонами в Строительство пирамид, и ощутил здоровую и белую зависть.

На прогулку по пирамиде они с Броверманом не торопились. Было довольно жарко, и для начала они попили пивка в местном баре.

Пиво было холодным, дул легкий ветерок со Средиземного моря, и настроение несколько улучшилось. Вскоре оказалось, что пиво хорошо легло на вчерашнюю выпивку. Даже слишком хорошо. Так хорошо, что они заказали виски с содовой, но содовую попросили не наливать. Бармен не удивился. Он уж привык обслуживать русских и евреев, уехавших из России в Израиль. На его взгляд, они не слишком и различались. Русские требовали водку на русском или плохом английском, евреи использовали для этого иврит, идиш или все тот же плохой английский. Вот и сейчас, выпив виски, приятели переглянулись и потребовали бутылку уже привычного и кажущегося родным «Кагановича».

— Ты не думай, Броверман не жулик, Броверман — честный человек, — говорил однокашник, то и дело хватая Русского за рукав. — Ты думаешь, я гадать не умею? Умею! Я тебе на картах могу погадать, по руке могу, даже по внутренностям черного петуха, понял? Хошь, я тебе на пиве погадаю? — С этими словами Броверман вылил остатки пива из банки на стол и принялся вглядываться в лужицу, принимающую причудливые очертания.

— Вот ты думаешь, что это твое последнее путешествие? — слегка заикаясь, сказал Броверман. — Ошибаешься! Это первое твое путешествие! Понял? Первое! И опасное! — Он ткнул в лужицу пальцем. — Во, видишь, смерть тебе грозит от арабского террориста! Думаешь, шучу? Во! — И Броверман сделал интернациональный жест, который должен был убедить Русского, что его собеседник действительно не шутит.

— Хватит, Витя, — сказал Русской. — Какие арабы! Туг от своих не знаешь, куда деться. Пошли в пирамиду, посмотрим, как там фараоны жили. — Он критически оглядел товарища и добавил: — Если нас туда пустят!

В пирамиду их пустили без замечаний и даже дали гида-экскурсовода, который тут же затрещал по-английски, словно он был тайным уроженцем Йоркшира или Уэльса. Броверману он не мешал. Броверман на ходу начал пристраиваться дремать на плече Ильи Константиновича, мычал, похрапывал со стонами и всхлипываниями, и после нескольких безуспешных попыток его разбудить Русской пристроил товарища на какой-то каменной приступке. Броверман тут же прилег и со счастливой улыбкой задремал.

Внутри пирамиды было прохладно, арабский экскурсовод продолжал что-то шустро лопотать, увлекая туриста в глубины пирамиды, и Русским овладела какая-то сонливая одурь, причины которой, впрочем, были ему совершенно ясны, но одурь быстро прошла, когда экскурсовод опасливо огляделся, достал из-за пояса большой черный пистолет и приставил его к голове Ильи Константиновича.

Только теперь у Русского широко открылись глаза, и он рассмотрел сопровождающего. Араб был худ, жилист и смугл. В левом ухе у него слезливой капелькой светилась серьга. Будь это в Америке или Европе, Русской не сомневался бы, что перед ним паренек с неправильной сексуальной ориентацией. В России серьга бы указывала, что перед ним казак, причем единственный сын у матери. На что указывала серьга в оттопыренном арабском ухе, Илья Константинович не знал. Араб был в просторной пестрой дашике. В темных бездонных глазах араба радости от встречи с Русским не было. В арабских глазах кривилась в усмешке смерть.

Илья Константинович напрягся, чтобызакричать, но араб прижал палец к губам.

— Ти-ха, — нараспев сказал он. — Инглиш? Эмерикен? Дойч?

— Русский я, — со стоном сказал Илья Константинович. — Русский я, мать твою!

Араб подумал, с сомнением покачал головой и уже на русском языке снова сказал.

— Ти-ха! Я говарю русски. Слава великому лидеру ливийского народа, имя которого знает весь цивилизованный мир! Илья Константинович закивал.

— Пав-та-ри! — приказал араб.

— Слава великому лидеру ливийского народа, имя которого знает весь цивилизованный мир! — горячим шепотом повторил Русской.

Араб погрозил пальцем.

— Па-ачему имя не называешь? — негромко пропел он. С закрытыми глазами можно было подумать, что пистолетом у головы Русского поигрывает грузин. — Не уважаешь, да?

Илья Константинович судорожно проглотил слюну. Даже под угрозой четвертования он не смог бы сейчас назвать имя или даже фамилию известного всему миру революционного ливийского лидера. Мабарака? Или Джавахарлал? А может, Джардет? Он искоса посмотрел на араба. Тот так же косо и выжидательно смотрел на него.

Илья Константинович прикрыл глаза. «Господи! Да за что же мне эта кара небесная?! Я ведь и телевизор-то дома не смотрел. Разве что боевики по видаку, дак это ж не в счет. Я ж вне политики, Господи! Да вразуми же меня!»