Вокруг света с киллерами за спиной

— А как они это сделают? — сверкнул фиксой цыган. — Марьяна у них все деньги выманила и пистолеты в придачу.

— А где они теперь? — спросил Русской и осторожно огляделся по сторонам.

— Не знаю, — пожал плечами цыган. — Деньги, наверное, на новый пистолет зарабатывать пошли.

Табор представлял собой десяток живописных кибиток, беспорядочно расставленных вокруг большого шатра. Неподалеку от табора лениво паслись кони. У одной из кибиток ругались по-цыгански лохматые черноглазые ребятишки. От шатра, приставив ко лбу согнутую козырьком руку, смотрел рослый цыган с густой и окладистой бородой.

— Вот мы и дома, — сказал Роман Михай. — Водку пьешь?

Наутро, проснувшись с пересохшей глоткой и тяжелой головой, Илья Константинович Русской с трудом вспомнил детали вчерашнего веселья. Помнится, пили. Но это было естественно. В карты играли. И в этом он ничего предосудительного не увидел. Водки было много, картежников, жаждавших облапошить глупого русского, — и того больше. Но вот сколько было выпито и какой частью тела к нему повернулась картежная судьба, Русской при всем старании вспомнить не мог. Он лежал в шатре цыганского барона, и на нем были хромовые сапоги, плисовые штаны и кумачовая рубаха. Кумачовая рубаха странно топорщилась у него на животе, словно Илья Константинович разъелся неожиданно быстро или был беременным. В последнее верилось с трудом, а поправиться за один день до такого состояния было невозможно. Илья Константинович сел, с трудом снял ремень и с оторопью уставился на груду долларов, высыпавшихся из-под рубахи.

Поверх денег тяжело упал новенький, еще в невытертой ворони «вальтер». Откуда взялись деньги и пистолет. Русской вспомнить не мог. Торопливо стащив с левой ноги сапог, Русской зашарил в носке. Золотая кредитная карточка оказалась на месте, но ясности в происходящее не внесла.

В шатер вошел хмурый Роман Михай.

— Здорово, — облегченно сказал Илья Константинович.

— Здравствуй, батька, — отозвался Роман Михай. — Как спалось?

— Погоди, погоди, — затряс головой Русской. — Откуда все это?

Роман Михай равнодушно посмотрел на груду денег, печально вздохнул и сказал:

— Здоров ты, батька, в карты играть. Ох и здоров!

— И много я вчера выиграл? — осторожно спросил Русской.

Цыган снова вздохнул.

— Сначала ты меня раздел, — сказал он. — И Марьяну, черт тебя подери, выиграл. Потом вы с бароном схлестнулись. Кулай Михай тот еще игрок, а вот против тебя не сладил. Сначала он тебе все бабки из нашего общака проиграл, потом против денег Антарктиду поставил и снова продул, рискнул на табор сыграть — и опять ему не повезло… В общем, теперь ты у нас за главного… — Он снова вздохнул и жалобно Попросил: — Батька, отдай Марьянку. Двенадцать лет с ней живем, пятерых детей нажили…

— Да забирай, — с легким сердцем согласился Русской. — Вот, блин, влип! С Антарктидой ладно, с Антарктидой мы еще разберемся. Что мне с табором делать?

Радостный Роман Михай посоветовал:

— А ты его вечером назад проиграй, — и вспомнил: — Там вчера двое русских приходили. Ну, которым Марьяна гадала. Так они с тобой тоже в карты сели играть.

Илья Константинович похолодел.

— На что играли-то? — хватаясь за сердце, спросил он. — На краба какого-то, — сказал цыган. — Я еще удивлялся, зачем тебе при таких-то бабках какие-то крабы.

— И что же? Цыган развел руками.

— Ты опять выиграл! Потом они с тобой на их новый пистолет играли. Хороший пистолетик, новый совсем. — Михай досмотрел на новоявленного барона, картинно развел руками и сказал: — И они тоже проиграли! Пьяные были, в оправдание киллеров добавил Роман Михай.

Илья Константинович долго ломал голову, пытаясь вспомнить своих партнеров по игре, но в памяти всплывали лишь взвизгивающие цыганки, угрюмые бородатые морды и мелкие, назойливые, как комары, цыганята, выпрашивавшие у него деньги.

— Рубаху не отдашь? — глянул на него карим глазом Роман Михай.

Русской подумал, махнул рукой и принялся через голову Стягивать кумачовую рубаху.

— Сапоги со штанами тоже бери, — сказал он, чуть задыхаясь от усилий.

Цыган восхищенно всплеснул руками.

— Ай, ромалэ! Настоящий цыган — для друга последней рубахи не пожалеешь!

Похвала и лесть цыгана Илье Константиновичу были приятны, и он не стал объяснять, что в адидасовском костюмчике и рибоковских кроссовках чувствует себя гораздо удобнее.

Глава 23