Вокруг света в 80 дней

Поезд остановился на вокзале. Паспарту вышел из вагона первый, за ним последовал мистер Фогг, который помог сойти на перрон своей молодой спутнице. Филеас Фогг предполагал сразу же отправиться на пароход, идущий в Гонконг, и удобно устроить там Ауду, которую он не хотел оставлять одну в этой стране, где ей грозило столько опасностей.

В ту минуту, когда мистер Фогг выходил из вокзала, к нему подошел полисмен и спросил:

— Вы мистер Филеас Фогг?

— Да.

— Этот человек ваш слуга? — продолжал полисмен, указывая на Паспарту.

— Да.

— Будьте любезны следовать за мной.

Мистер Фогг ни одним жестом не выдал своего удивления. Полицейский был представителем закона, а для англичанина закон — святыня. Паспарту, как истый француз, попробовал было рассуждать, но полисмен коснулся его жезлом, и мистер Фогг сделал ему знак подчиниться.

— А может эта дама сопровождать нас? — спросил мистер Фогг.

— Может, — ответил полисмен.

Полисмен проводил мистера Фогга, Ауду и Паспарту к пальки-гари — четырехколесному экипажу на четырех человек, запряженному парой лошадей. Во время переезда, продолжавшегося около двадцати минут, все молчали.

Экипаж сначала пересек «черный город» — узенькие улочки, застроенные лачугами, в которых жило грязное, оборванное разноплеменное население; затем он проехал европейский город, полный кирпичных домов. Несмотря на утреннее время, на улицах виднелось множество парадных карет и гуляющей публики.

Пальки-гари остановилась перед каким-то зданием невзрачного вида, не похожим на жилой дом. Полисмен высадил своих пленников — их и в самом деле можно было так назвать — и провел их в какую-то комнату с решетками на окнах. Потом он сказал:

— В половине девятого вы предстанете перед судьей Обадия.

После этого полисмен вышел и запер за собой дверь.

— Ну вот! Мы арестованы! — воскликнул Паспарту, падая на стул.

Ауда, тщетно стараясь скрыть свое волнение, сказала, обращаясь к мистеру Фоггу:

— Вы должны расстаться со мной! Вас преследуют из-за меня, за то, что вы меня спасли!

Филеас Фогг коротко ответил, что это невозможно. Преследовать по делу «сутти»! Немыслимо! Как жалобщики осмелились бы об этом заявить? Тут какая-то ошибка. Мистер Фогг закончил уверением, что, во всяком случае, он не покинет молодую женщину и проводит ее до Гонконга.

— Но пароход отходит сегодня в полдень, — заметил Паспарту.

— Мы еще до полудня будем на пароходе, — спокойно ответил невозмутимый джентльмен.

Это было сказано так уверенно, что Паспарту только оставалось повторить про себя: «Чорт возьми! Еще до полудня мы будем на пароходе».

Но, по правде сказать, он вовсе не был убежден в этом.

В восемь тридцать дверь комнаты распахнулась. Появился полисмен и провел арестованных в соседнее помещение. Это был зал суда, наполненный многочисленной публикой, состоявшей из европейцев и туземцев.

Мистер Фогг, Ауда и Паспарту присели на скамью перед возвышением, предназначенным для судей и секретаря.

Почти сейчас же вышел сопровождаемый судебным приставом судья Обадия. Это был толстый, совершенно круглый человек. Он снял с гвоздя один из париков и проворно надел его себе на голову.

— Слушается первое дело! — провозгласил он.

Но вдруг он поднес руку к голове и воскликнул:

— Эге! Да ведь это не мой парик!

— Ваша правда, мистер Обадия, — это мой, — сказал секретарь.

— Дорогой мистер Ойстерпуф, неужели вы думаете, что судья мог бы вынести правильный приговор, будучи в парике секретаря!

Произошел обмен париками. Во время этих приготовлений Паспарту весь горел от нетерпения — ему казалось, что стрелка громадных часов, висящих в зале, страшно быстро движется по циферблату.

— Слушается первое дело! — повторил судья Обадия.

— Филеас Фогг! — провозгласил секретарь Ойстерпуф.

— Я, — ответил мистер Фогг.

— Паспарту!

— Здесь! — ответил Паспарту.

— Хорошо! — сказал судья Обадия. — Подсудимые, вот уже два дня, как вас ищут во всех поездах, прибывающих из Бомбея…

— Но в чем же нас обвиняют? — нетерпеливо перебил Паспарту.

— Вы это сейчас услышите, — ответил судья.

— Сударь, — начал Филеас Фогг, — я британский гражданин и имею право…

— Ваши права были нарушены?

— Отнюдь нет.

— Прекрасно! Вызовите жалобщиков.

По приказу судьи дверь распахнулась, и пристав ввел в зал трех индийских жрецов.

— Так я и думал! — прошептал Паспарту. — Те самые мерзавцы, что хотели сжечь нашу даму.

Жрецы встали перед судьей, и секретарь громким голосом прочел их жалобу на Филеаса Фогга и его слугу, обвиняемых в кощунственном осквернении браманского святилища.

— Вы слышали? — спросил судья Филеаса Фогга.

— Да, — ответил мистер Фогг, посмотрев на часы, — слышал и признаю.

— Ага! Вы признаете?

— Да, признаю и жду, чтобы эти три жреца в свою очередь признались в том, что они были намерены делать в пагоде Пилладжи.

Священнослужители переглянулись. Они, казалось, ничего не поняли из слов обвиняемого.

— Конечно! — нетерпеливо вмешался Паспарту. — В той самой пагоде Пилладжи, перед которой они собирались сжечь свою жертву.

Снова полная неожиданность для жрецов и крайнее изумление судьи Обадия.

— Какую жертву? — спросил он. — Кого сжечь? В самом центре Бомбея!