Как оказалось, этот первый разговор стал и последним. К Пасхе нужно было срочно отремонтировать три спальни на втором этаже, выкопать пни, убрать мусор с участка. Поэтому я целыми днями работал на стройке, а по вечерам Пелагея давать интервью отказывалась, ссылалась на нездоровье или плохое настроение. Однако именно по вечерам, после работы, было самое лучшее время расслабиться после трудового дня и поговорить по душам. И место Пелагеи в этих вечерних разговорах вскоре занял Василий.
– Я не люблю горбатиться на босса, лучше иметь свой бизнес. С пятнадцати лет работаю строителем. Но уже три раза получалось так, что я начинал свое дело и вначале справлялся один. Потом заказов становилось все больше и больше. Я уже физически не мог со всеми справиться. Приходилось брать в помощники одного рабочего, потом второго, третьего, не успевал оглянуться, как у меня уже работало пятьдесят человек. Сейчас я, в который уже раз, провел сокращение: оставил нескольких рабочих и двух бригадиров. Они трудятся в Мельбурне, а Дуся – моя жена – делает всю бумажную работу. Несколько раз я покупал хороший, но сильно запущенный дом, реставрировал его и продавал в несколько раз дороже, чем купил. По австралийским законам, если ты прожил в доме больше трех лет, то при его продаже не нужно платить налог на прибыль – разницу между ценой, за которую купил, и ценой, за которую продал. В Перте я думал отдохнуть, но привычка… Опять купил дом, который нужно реставрировать.
– А как удалось заработать первоначальный капитал для того, чтобы начать свой бизнес?
– Бизнесом я занялся еще в школе. Мы с пацанами собирали на улицах бутылки и сдавали. Хозяин магазинчика платил нам деньги, а бутылки относил во двор и ставил в ящики. Мы забирались с обратной стороны, с помощью специально сделанных крюков доставали эти бутылки и сдавали их еще раз. В школе же, на уроках труда мы наловчились делать фальшивые двадцатицентовые монеты: сделали форму и заливали в нее расплавленный свинец. Монеты получались тяжелее, чем настоящие. Но автоматы, продающие сладости, их принимали. Был у меня еще один трюк: по дороге в школу я с помощью проволоки заталкивал плотный комок бумаги в щель, из которой телефоны-автоматы выбрасывают монеты на возврат. А на обратном пути с помощью той же проволоки доставал «кляп» и горсть мелочи. Помню еще, у нас лед тогда продавали в картонных коробках. В некоторых из них были талоны, по которым можно было получить приз – еще одну коробку бесплатно. Один из моих приятелей догадался, что на коробках с призом стоит маленький треугольник, а на пустых – большой. Мы заходили ввосьмером в магазин, перебирали все коробки в поисках выигрышной, покупали ее за 20 центов, потом шли в соседний магазинчик и получали там бесплатную коробку льда. Ее мы, конечно, тоже выбирали с выигрышем. Пройдя восемь магазинов и потратив 20 центов, мы получали 8 коробок льда. Конечно, владельцы магазинов с большим подозрением смотрели на то, как мы перебираем коробки. Некоторые стали прятать их в подсобку и выносить по одной. Мы к ним переставали ходить.
Бенедиктинский монастырь
Козулины строго соблюдали пост: телевизор не смотрели, скоромную пищу не ели. Так же серьезно они готовились к празднику Пасхи: готовили творожную пасху, закупали ящиками пиво, вино и водку. После Всенощной три дня подряд шло непрерывное застолье. Работа, ради которой я, собственно, и жил у Козулиных, стояла. Пелагея Ивановна каждый день увиливала от продолжения своего рассказа, ссылаясь то на головную боль, то на сильную усталость, то на занятость. И, наконец, заявила:
– Не хочу я ничего рассказывать. И вообще, завтра приезжает мой сын из Мельбурна, места у нас мало, так что давайте сваливайте отсюда!
Отец Сергий позвонил своему знакомому – настоятелю бенедиктинского монастыря в Нью-Норсиа, рассказал о двух русских путешественниках. И Дом Кристоф пригласил нас в гости.
Монастырь Нью-Норсиа основан в 1846 г. доном Розен-до Сальвадо. Сейчас в нем живет всего шестнадцать монахов-бенедиктинцев. Им принадлежит не только сам монастырь, но и окружающие здания: школы, жилые дома, почта, музей… Все вместе это составляет единственный в Австралии монастырский город.
Жили мы в отдельном коттедже, а завтракать, обедать и ужинать ходили в общую столовую. В ней собирались все постояльцы монастырской гостиницы. Любой желающий мог там поселиться, платя по 50 долларов в сутки – за еду и проживание. Нам же платить было не нужно. Это нам, наоборот, платили. За 10 долларов в час мы отмывали спиртом деревянную лестницу, выдергивали клещами ржавые гвозди из досок, окапывали и обсыпали соломой оливковые деревья.
Вход во внутренние помещения монастыря был строго-настрого запрещен. О царящих там порядках я узнал от парня, который уже шесть лет там живет, но еще не решил, стоит ли ему постригаться в монахи.