Дом Джералдины напоминал русскую барскую усадьбу XIX века: анфилада комнат, огромный каминный зал, парадный подъезд с круглой клумбой у входа, помпезное крыльцо, конюшня и хлев на заднем дворе. И как бы в завершение картины: на массивном письменном столе, как сухие опавшие листья, собранные садовником для сжигания, лежали 5—10—20-долларовые банкноты. Мужчина, по внешнему виду типичный бухгалтер, раскладывал их в аккуратные стопки. Он оторвался от своего увлекательного занятия только для того, чтобы представиться.
– Алан Корниш, – представился он и вернулся к своему делу.
А Джералдина продолжила монолог, взявшись подробно рассказывать о том, как они жили в Окленде: занимались транспортным бизнесом, потом открыли свое кафе, потом ресторан, потом… Что было потом, я так и не узнал, потому что в поле зрения моей собеседницы попали лошади. И она так же подробно стала рассказывать про них:
– В районе Кембриджа выращивают элитных скаковых бегунов, получивших всемирную известность своими громкими победами. Даже королева Англии во время визита в Новую Зеландию приезжала на них посмотреть.
Потом Джералдина перескочила на проблемы с реставрацией дома, затем – опять на свою любимую генеалогию. Это ей напомнило о соседях, и она сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, решила меня с ними познакомить.
Зельда и Алан не успели переехать сюда с Южного острова, как Джералдина, как раз увлекшаяся тогда генеалогическими изысканиями, пришла брать у них интервью. Так они и познакомились.
– Южане – люди душевные и отзывчивые. На Южном острове у тебя никогда не будет проблем. Там путешественников встречают с распростертыми объятиями.
И тут же Джералдина продемонстрировала мне, что значит настоящее «южное» гостеприимство. Она попросила соседей принять меня на ночь к себе. «Южане» сразу же согласились. Это был первый случай такого «перевписывания», но далеко не последний. Потом в Новой Зеландии часто бывало так, что подвозивший меня водитель отправлял ночевать к своим друзьям, знакомым или родственникам. И, что еще удивительнее, они обычно не отказывались принимать совершенно незнакомого им человека!
На следующее утро Джералдина устроила мне экскурсию по Кембриджу. Старейшее здание – построенная в 1881 г. церковь Святого Андрея. В самом центре города находится парк с дикими утками. В 1908 г. там же установили ротонду для симфонического оркестра, на следующий год закончили строительство суда – сейчас в нем располагается Краеведческий музей. Городской отель, с появления которого новозеландский поселок смог претендовать на «высокое» звание города, построили в 1927 г.
Ротороа: гейзеры и запах сероводорода
Когда я уезжал из Кембриджа, Джералдина (ее муж постоянно был занят подсчетом денег) дала мне адрес своего брата в Палмерстон-Норт в полной уверенности в том, что он меня обязательно примет, и вывезла километров на пятьдесят в сторону озера Ротороа. Там меня сразу же подобрала маорийка – в Новой Зеландии, как и в Австралии, женщины подвозят даже чаще, чем мужчины.
На берегу уникального вулканического озера продолжается термическая активность: повсюду видны фонтанчики горячей воды и клубы пара. Они вырываются из щелей в земле, из луж и даже из канализационных люков, украшенных белыми кремнистыми натеками с желтыми разводами серы. И сильный-сильный запах сероводорода!
Чтобы принять горячую ванну, можно залезть в первую же попавшуюся лужу. А для тех, кто предпочитает мыться с комфортом, в городском парке построили сразу две бани: европейскую, похожую на летний дворец какого-нибудь вельможи, и более современную – полинезийскую. Отели и мотели (а они там на каждом шагу) также рекламируют горячие ванны. От туристов нет отбоя. И даже истории о проваливающихся в кипящие подземные озера домах никого не отпугивают. Скорее, наоборот, создают ощущение романтики и потенциального, но не очевидного риска. Поэтому Ротороа даже в Новой Зеландии, где 90 % страны превращено в национальные парки, один другого интереснее и привлекательнее, остается настоящей туристской Меккой.
Когда туристы разошлись по своим отелям, весь берег озера остался в моем полном распоряжении. Спать я устроился возле самой воды, на конце узкого полуострова. После заката солнца ветер стих, замолкли гнездившиеся на соседнем островке пеликаны. В полуметре от меня плескалась вода, и даже запах сероводорода стал не таким густым и уже не мешал, но, наоборот, подчеркивал уникальное своеобразие этого экзотического места… Утром мне не нужен был будильник – пеликаны в предчувствии восхода солнца подняли несусветный гвалт.
Еще несколько десятков лет назад на берегах знаменитого ныне курортного озера Ротороа стояли только маорийские деревни. Потом началось бурное строительство отелей, супермаркетов и автомобильных стоянок. Сохранившиеся маорийские деревни стали туристическими достопримечательностями.