За эти дни, которые показались им долгими, как столетия, старуха и девушка, как легко предположить, должны были разговориться и поведать друг другу о своих печалях. Но Марфа Строгова из более чем понятной осторожности помалкивала, разве что обронит как можно короче словцо-другое, причем только о себе самой. Ни единого упоминания о сыне, о той злополучной встрече лицом к лицу.
Надя тоже долгое время была если не совсем нема, то по крайности очень скупа на слова, считая их бесполезными. Но все-таки однажды, чувствуя, какая передней простая и высокая душа, девушка не выдержала муки, переполнявшей ее сердце, и рассказала, ничего не утаив, обо всем, что она пережила со дня отъезда из Владимира до гибели Николая Корпанова. То, что она говорила об этом молодом купце, своем спутнике, живо заинтересовало старую сибирячку.
– Николай Корпанов? – переспросила она. – Расскажи-ка мне еще про этого Николая! Среди нынешней молодежи я знаю только одного человека, который не удивил бы меня, если бы вел себя так! А Николай Корпанов – его настоящее имя? Ты в этом уверена, дочка?
– С какой стати он солгал бы мне? – удивилась Надя. – Он, ни в чем ни разу меня не обманувший?
И все-таки Марфа, взволнованная чем-то похожим на предчувствие, продолжала задавать Наде вопрос за вопросом:
– Ты говоришь, он был неустрашим, моя девочка? И твой рассказ доказывает, что так и было!
– Да, он не знал страха, – отвечала Надя.
«Совсем, как мой сын», – твердила про себя Марфа Строгова.
И начинала снова:
– Ты еще говоришь, никакие преграды не могли его остановить, да? Он ничему не удивлялся и при всей своей силе был таким нежным, что ты словно обрела в нем не только брата, но и сестру, и что он заботился о тебе, как мать?
– Да, да! – вздохнула Надя. – Брат, сестра, мать – он был для меня всем!
– И сверх того львом, всегда готовым тебя защитить?
– Лев, правда! – отвечала девушка. – Да, он лев, настоящий герой!
«Мой сын! – думала старая сибирячка. – Мой сын!»
– И, тем не менее, ты говоришь, что он вынес страшное оскорбление тогда, в Ишиме, на почтовой станции? И не дал отпора?
– Это правда… – Надя опустила голову.
– Не дал отпора, – повторила Марфа Строгова, содрогнувшись.
– Матушка! – вскричала Надя. – Не осуждайте его, матушка! Здесь скрыта какая-то тайна, тайна, которой теперь уже никто не узнает, одному Богу дано о том судить!
– А ты-то сама? – Марфа подняла глаза и вгляделась в лицо Нади, будто желая проникнуть в самую глубину ее души. – Разве ты не презирала его, этого Николая Корпанова, в час унижения?
– Я им восхищалась, хоть и не понимала его! – отвечала девушка. – Никогда еще он не казался мне настолько достойным уважения! Я так чувствовала!
Старая женщина помолчала, затем спросила:
– Он был крупный?
– Да, очень большой.
– И пригожий, верно? Ну, дочка, скажи!
– Он был очень красив, – пробормотала Надя, краснея до корней волос.
– Это был мой сын! Говорю тебе, это он! – закричала старуха, обнимая Надю.
– Твой сын? – повторила Надя, совершенно ошеломленная. – Твой сын?
– Ну же, давай доберемся до сути, деточка! – сказала Марфа. – У твоего спутника, твоего друга и покровителя была мать! Не говорил ли он тебе о своей матери?
– О своей матери? Да, он часто говорил о ней, как и я говорила ему о своем отце. Всегда ее вспоминал. Он обожал ее!
– Надя, Надя! Все, что ты рассказываешь, точь-в-точь история моего сына! – прошептала старуха. И добавила в неудержимом порыве: – Но разве он не должен был повидаться с ней проездом через Омск? С этой матерью, которую он, по твоим словам, так любил?
– Нет, – отвечала Надя. – Он не должен был.
– Нет? – закричала Марфа. – Ты смеешь говорить мне это?
– Да, но я еще не успела тебе объяснить, что по не известным мне причинам, которые, видимо, превыше всего, Николай Корпанов должен был, насколько я поняла, пересечь Сибирь в полном секрете. Это был для него вопрос жизни и смерти, нет, даже больше – вопрос долга и чести.
– Долг, твоя правда, – сказала старая сибирячка. – Он всевластен, это одна из тех вещей, ради которых жертвуют всем. Во имя исполнения долга отказываются от всего, даже от счастья обнять, возможно, в последний раз свою старую маму! То, чего ты не знала, Надя, да я и сама не ведала до последней минуты, все это мне теперь ясно! Ты помогла мне это понять! Но светом, которым ты озарила потемки, где блуждала моя душа, я с тобой поделиться не могу. Раз мой сын сам не открыл тебе свою тайну, мне тоже подобает ее сохранить! Прости меня, Надя! Ты сделала для меня доброе дело, а я не могу ответить тебе тем же!
– Матушка, я вас ни о чем не спрашиваю, – успокоила ее Надя.
Теперь старая сибирячка нашла объяснение всему, вплоть до немыслимого поведения ее сына по отношению к ней тогда в Омске, на постоялом дворе, где они столкнулись при свидетелях. Сомнения больше не было: спутником Нади являлся не кто иной, как Михаил, обязанный любой ценой скрывать, что он послан государем с какой-то секретной миссией, важной депешей, чтобы доставить которую, необходимо пересечь охваченный нашествием край.