Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов

– В отношении проступков такого сорта английские власти крайне суровы, причем не без оснований, – продолжал сэр Фрэнсис Кромарти. – Они, прежде всего, стоят на том, чтобы сохранять уважение к религиозным традициям индийцев, и если бы вашего слугу задержали…

– Что ж, сэр Фрэнсис, – отвечал мистер Фогг, – допустим, его бы арестовали, приговорили, он понес бы наказание, потом спокойно вернулся бы в Европу. Не вижу, с какой стати это дело могло бы задержать его хозяина!

Тут разговор опять оборвался.

За ночь поезд пересек Гхаты, миновал Насик и на следующее утро, 21 октября, уже катил среди относительно ровных и тщательно возделанных полей Кхандейша. То здесь, то там попадалось селеньице, над крышами которого вместо привычной глазу европейца церковной колокольни возвышался минарет пагоды. Множество речек, впадающих в Годавери или какой-либо из ее притоков, орошали эту щедрую землю.

Проснувшись и оглядевшись, Паспарту с трудом мог поверить, что пересекает экзотический полуостров на поезде Великой индийской железной дороги. Это казалось ему невероятным. А тем не менее все до того реально, что дальше некуда! Паровоз, в топках которого горел английский уголь, под управлением английского машиниста мчался, извергая клубы дыма, среди плантаций кофе, хлопка, мускатного ореха, гвоздичного дерева, красного перца. Пар, завиваясь спиралью, плавал вокруг пальмовых рощиц, между которыми виднелись то живописные бунгало, то заброшенные монастыри, так называемые «виари», то дивные храмы, разукрашенные прихотливым орнаментом, чье неисчерпаемое разнообразие характерно для индийской архитектуры. А дальше, сколько хватало глаз, раскинулись бескрайние пространства джунглей, кишащих змеями и тиграми, которых пугал грохот поезда, и, наконец, просеки, вырубленные по обеим сторонам железной дороги в лесах, где еще обитали слоны, провожавшие задумчивым взглядом несущийся мимо состав.

В то утро путешественники сначала миновали станцию Малегаом, потом пересекли ту зловещую местность, которую почитатели богини Кали так часто обагряют кровью. Неподалеку вставал город Эллора со своими восхитительными пагодами, потом возник его сосед, знаменитый Аурангабад, некогда столица свирепого Ауренгзеба, ныне же – просто главный город одной из провинций, отрезанных от Низамского царства. Это тот самый край, где встарь правил Ферингэа – вождь тхагов, «душителей». Члены неуловимого братства тхагов в честь богини Смерти душили людей всех возрастов, но при этом не проливали ни капли крови; были времена, когда в здешней земле, где ни копни, натыкались на труп. Британскому правительству удалось добиться значительного сокращения числа этих убийств, но кошмарное братство тхагов, или тугов, все еще существует. И продолжает сеять погибель.

В половине первого поезд сделал остановку на станции Бурханпур, где Паспарту удалось за немыслимую цену раздобыть пару туземных туфель, расшитых фальшивым жемчугом, надевая которые, он не смог скрыть тщеславного удовольствия.

Путники наскоро позавтракали, и поезд покатил дальше – к станции Ассургур; рельсы некоторое время тянулись вдоль берега Тапти, речки, впадающей в Камбейский залив близ Сурата.

Сейчас самое время познакомить читателя с мыслями, что рождались в те часы в голове Паспарту. До прибытия в Бомбей он полагал – пока можно было так думать, – что на том дело и кончится. Но теперь, на всех парах пересекая Индостан, он ощутил, как в его душе совершается головокружительный переворот. В нем бурно вскипела его прирожденная страсть к приключениям. Забытые фантазии юных дней пробудились вновь, и он радостно принял всерьез план своего хозяина, поверил в реальность пари, а следовательно, в кругосветное путешествие и тот максимальный срок, который не должен быть превышен. Ондаже начал опасаться всевозможных задержек, его уже пугали дорожные происшествия, способные помешать путникам. Паспарту аж затрясло при одной мысли, как вчера едва не навредило делу его непростительное ротозейство: теперь казалось, будто он и сам кровно заинтересован в успехе этой затеи. Едва начав болеть за нее, он взволновался куда больше, чем Филеас Фогг, ибо отнюдь не отличался подобной флегматичностью. Стал считать и пересчитывать потраченные часы, клял остановки поезда, его несносную медлительность, да и самого мистера Фогга в душе бранил за то, что не посулил награды машинисту. Славный парень полагал, будто на железной дороге это также возможно, как на пакетботе: ему было невдомек, что поезд следует по четкому расписанию.

Под вечер состав нырнул в ущелья гор Сатпура, разделяющих земли Кдандейша и Бундельханда.

На следующее утро, 22 октября, когда сэр Фрэнсис Кромарти осведомился у Паспарту, который час, тот посмотрел на свои часы и сообщил, что сейчас три ночи. И немудрено: сей знаменитый хронометр, поставленный по времени Гринвичского меридиана, проходящего градусов на семьдесят семь западнее, не мог не отставать и отстал уже на четыре часа.