Вокруг света за 80 дней. Мое первое путешествие

Я вхожу, когда враги атакуют молодого военачальника, стоящего на стуле за декорацией с красной шторой, которая символизирует его шатер. Солдат бросает в него бомбу на веревке. Тот ловит ее и тоже бросает. Внизу воины в устрашающих масках размахивают шестами с оранжевыми лоскутами на концах, изображая огонь. Рабочие сцены бьют в гонги. Половина лица молодого актера, играющего военачальника, покрыта зеленым гримом. Каждый раз, переходя из зеленого света в белый, освещение он переносит с собой.

В китайском театре разыгрывают современную мелодраму. Разбойники похищают девушку. Мне попадается сцена в духе наивного реализма. Женщины в гипсовом гриме мучают свою жертву в красном платье. Ее стаскивают с железной кровати, заглушая крики одеялом.

Борьба, угрозы мучителей, метания девушки складываются в этом аквариуме в жестокую пантомиму, размеренный ритм которой прерывают галдящие барабаны.

Неподалеку, справа, за спиной внимательной толпы, на фоне минаретов и куполов дамы в коротких сорочках соблазняют юного принца из сказок Перро (в те времена краски на эпинальских картинках слегка растекались).

Сколько серьезности и внимания, ни тени нетерпения, иронии, скепсиса, пессимизма в этих залах на открытом воздухе, где следить за текстом, должно быть, совсем не просто. Но ничто не отвлекает зрителей, замкнувшихся в своих грезах: ни гомон в соседнем театре, ни карабины, ни парады, ни выкрики кабатчиков или волынки факиров.

С террасы китайского ресторана, где нам подают второе блюдо — наструганные бритвой хрустящие и светлые утиные шкурки, — мы смотрим на театры сверху вниз.

Свита малайских воинов скачет вокруг молодого военачальника, который то прячет руки в рукава, то высовывает их, выполняя пальцами череду тонких традиционных движений. В китайском театре продолжается история жертвы. Разбойники сидят за столом закусочной в кубистском стиле. Мяуканье, выспренность, гнусавые модуляции голоса долетают до нашей террасы, где продолжается смена блюд.

Забыл сказать, что, пока нам готовили, мы пробовали маленькие шашлыки в специях на открытой арабской кухне.

Шашлыки зажаривают на углях и окунают в полуострый, полусладкий червонно-золотой соус. Ничего лучше я на Востоке не пробовал. Платишь в зависимости от того, сколько палочек осталось на столе.

Перед каждой кухней на полках выставлены ингредиенты меню. Чашки с мягкими хрустальными бусинами, волоски ангела, красные лакированные крабы, инеевые шарики, мука вроде той, которой некоторые сикхи обмазывают себе лоб, снежная манка, личи — законсервированный поцелуй, ломтики яблок, груш, манго, арбузов, ананасов, папайи, наколотые на зубочистки и разложенные на кусках льда, розовый сироп, а еще пучки сахарного тростника и медовые оладьи.

ТОРГОВЕЦ ЗВЕРЬМИ

Этот парк за городом — символ того, каким мог быть Сингапур и каким он стал.

Китайский торговец зверьми на берегу моря. Кажется, что его ящики и клетки сделаны из чего попало. Обнадеживать публику не нужно: звери и не думают ломать хилые прутья.

Две рыжих гориллы в павильоне, окруженном водой. Жена (иначе не скажешь) соскальзывает в воду. Проходит по вытянутым рукам, перелезает через ограждение, обнимает нас, раздает рукопожатия, заставляет обнимать себя за шею. Все ласки — в какой-то прострации, словно она не в себе. Славная морда — красный кокосовый орех, живот — шар, кисти больше, чем у нас, мягкие, неловкие. Она провожает нас взглядом. И вдруг решает вернуться в свой павильон. В воде останавливается и сладострастно, как истинная кокетка, потягивается. Несколько раз прикрывает ладонью глаза. Как будто хочет очнуться от страшного сна.