Алекс уверенно вёл свою машину в общей колонне, возвращающихся с отдыха автомобилей. У дома Макса Алекс слегка нажал на клаксон, а друг поднял вверх сжатый кулак, желая удачи. Оказавшись в одиночестве, Усольцев впустил в голову душераздирающие мысли о Ларе, которые гнал от себя вот уже более суток. Осталось минут пятнадцать - и всё будет понятно. Скоро... Он страшился оказаться в пустой квартире, но спешил. А вдруг? Вдруг она одумалась и вернулась? Да, он скотина и не имел права говорить те мерзкие слова, но она женщина - и должна прощать. Разве не так? Разве не так живут все семьи? Мысль о семье пришла сама собой, но тут же была отринута. Какая семья? Нет. Вот пусть сначала друзья определятся, а потом он.
Был световой день, но небо плотно затянулось низкими серыми тучами так, что создавало ощущение вечера, окна его квартиры были не освещены, хотя Лара терпеть не могла темноту, и чуть смеркалось, сразу включала во всей квартире иллюминацию. Неприятные предчувствия оправдались: чуда не случилось. В квартире было сиротливо и пусто. Сбросив рюкзак, сумку и кроссовки у порога, Алекс бросился в спальню. Если телефон всё ещё на тумбочке, значит, она ещё вернётся..... Мобильника не было, как и её одежды в шкафах, ставших вдруг обиженно пустыми без рядов её одежды; косметики на комоде, шампуней , гелей и прочей мелочи в ванной. Лара от него ушла. Ему вспомнились собственные мысли:
- Таких девушек не бросают, они сами уходят.
И теперь, сложив ладони лодочкой, он прижал их к лицу, стараясь отдышаться от удара под дых и принять какое-нибудь разумное решение.
- Она ушла. Она ушла. Она ушла,- звучало в голове. А кто-то злой и справедливый внутри сказал:
- Сам виноват.
Понятно - сам. Но что теперь делать? Ехать к ней и уговаривать вернуться? А кто говорил про игры, в которые он не играет?
Усольцев на автомате забрёл под душ и подставил лицо под тёплые струи. Сколько раз они вместе стояли здесь? Низ живота отозвался на воспоминания привычным напряжением. Зло и скабрезно выругавшись, Алекс вышел из кабины и натянул махровый халат. Прошёл босой на кухню. В пустом желудке заурчало от голода. В морозилке были пельмени. Он поставил в кастрюльке воду на плиту и всё-таки решил позвонить. Не звать обратно - нет, а только узнать: как дела - обманывал он себя. Вдруг что-нибудь надо? Они ведь не чужие.
Он не ожидал, что ему ответят. Думал, что она скинет звонок, и ему придётся ехать к ней и требовать объяснений. Ведь придётся? Она не имеет права отмахиваться от него!
- Я слушаю,- знакомый голос в трубке был тих и умиротворён.
Никаких:
- Какого лешего тебе надо? Отстань от меня. Видеть тебя не желаю.
Тогда тоже можно бы было прицепиться к её грубым словам и потребовать ответа:
- А по какому, собственно, праву ты так разговариваешь со мной?
А Лара бы бросила трубку, а он бы поехал, вытащил за руку из подружкиной квартиры и возмутился бы, глядя в зелёные глаза и не отпуская из своего захвата. Было бы вполне справедливо выразить недовольство её неподобающим поведением, а потом...поцеловать. Потому что сдохнуть можно, как он хотел её. ...А его девочка ответила бы на поцелуй, и они вместе бы вернулись домой, и он бы не дал ей спать всю ночь, попросил прощения в любовной горячке, а назавтра они вернули бы все её вещи на место. И его шкафы перестали бы вопить о своей пустоте так же, как широкая кровать.
- Я слушаю,- повторила она, а Алекс молчал и впитывал её голос, чувствуя себя полнейшим идиотом. Но он ведь не идиот?
- Возвращайся,- произнёс он хрипло, и был в шаге от того, чтобы произнести:
- Прости, я виноват.
Но он никогда не извинялся.
- Нет. Сам говорил, что в игры "пришла-ушла", ты не играешь. Так что я ушла, а "пришла" не будет. Я оставляю тебя Лиде.
- А меня спросила?
- Алекс, я тебе нравилась тогда, прошлым летом?
- Да, очень.
- А теперь я тебе нравлюсь?
- Да, очень.
- А вот я себе - нет. Потому что стала думать прежде о тебе, а потом только о себе. О твоём удобстве. О твоём удовольствии. О твоём благополучии. А где я? Нет меня. Не стало. Это не правильно.
- Я приеду сейчас, и мы поговорим спокойно. Не по телефону. Ты у Сони?
- Усольцев, не приезжай.
Но его уже было не удержать. Он выключил плиту, в три минуты натянул на себя боксеры, майку, носки, джемпер, джинсы, кроссовки, куртку и с мокрыми волосами бросился вниз к своей заляпанной грязью машине. А и хрен с ней! Другие в такой дождь не чище! Всё его существо вопило, требовало незамедлительно вернуть Лару обратно. Извиниться, но вернуть. Он играет. Играет он в эти игры и хочет вернуть её себе. Потому что она - его женщина. А без неё его огромная квартира просто задушит его своей пустотой, и ему придётся спать в кабинете. Потому что его широкая постель была для них двоих. Должна же Лара это понять!