Вокруг трона Екатерины Великой

Екатерине льстило такое отношение, она всё ещё воображала, что только её обаяние, её зрелая неувядающая красота могли внушить Мамонову любовь и страсть и он горько сожалеет о потерянном. «Он не может быть счастлив», — так решила она, но теперь у неё уже был заместитель, молодой, едва двадцать два года, красивый, как ангел, нежный и робкий, как начинающий влюблённый. Она хотела было пригласить Мамонова обратно, но теперь уже мешал Зубов, и она отложила свидание на год. Но через год Зубов уже был сам так силён, что Мамонов не решился ехать в столицу. Помериться силой с Зубовым ему не пришлось бы — теперь уже не было в живых Потёмкина, а без него Мамонов не ставил на карту своё спокойное существование в Москве. Словом, он струсил перед Зубовым...

Зубова сразу заметили все. Через день после отъезда Мамонова в Москву он уже поселился в покоях бывшего фаворита. Сразу было предоставлено в его распоряжение всё то, чем пользовался Мамонов, — роскошные апартаменты, великолепная мебель, произведения искусства, развешенные на стенах, огромный штат прислуги и конечно же чин генерал-адъютанта. Сто тысяч золотых рублей ждали его в ящике письменного стола, а затем выходы в свет в присутствии самой императрицы, рекомендовавшей его всем своим вельможам.

Но зато он лишился свободы — он был заперт в золотой клетке, и выходить из неё не дозволялось никому.

Первый член Коллегии иностранных дел Александр Андреевич Безбородко писал о новообретённом фаворите в Лондон своему другу Семёну Воронцову:

«Этот ребёнок с хорошими манерами, но недальнего ума. Не думаю, чтобы он долго продержался на своём месте. Впрочем, меня это не занимает».

А должно было бы занимать! Через три года Зубов всё ещё был фаворитом и отнял у Безбородко все его дела по Иностранной коллегии...

Зубовых было четыре брата, и всех одновременно представил Платон Зубов императрице.

Но увидел, что сделал неверный ход: младшего, Валериана, Екатерина выделила сразу же, потихоньку гладила его по красивой гладкой щёчке — ему было всего восемнадцать лет, — щупала его упругое мальчишеское тело и приговаривала:

— Какой же ты писаный красавец, какой же ангелочек!

Платон понял, что брат, нимало не смущённый благосклонностью императрицы и заходивший куда дальше, чем требовалось по этикету, может даже отбить у него её милости. Тогда он был сильно занят тем, чтобы подорвать престиж Потёмкина у императрицы и предложил ей послать Валериана волонтёром в южную армию. Уж он-то, его кровный брат, сразу разберёт, в чём грехи и провинности Потёмкина, про которого и так шли глухие толки, что тот разворовывает казну, живёт как султан и воевать вовсе не умеет, хотя и назначен главнокомандующим всей южной армии.

Не верила Екатерина всем наветам на Потёмкина, но этот проект — послать Валериана к Потёмкину — одобрила. Не хотелось ей отказывать фавориту ни в чём: уж слишком тешил он её самолюбие, уж слишком страстно любил её, как ей казалось.

И Валериан отправился в южную армию. Каких только наветов и сплетен не собирал он о Потёмкине и писал обо всём этом Платону! А тот, делая выдержки из писем, представлял Екатерине лицо Потёмкина. И хоть старалась Екатерина задобрить своего давнишнего любимца — светлейшего князя, писала, что больше всех отличает Платон Зубов Потёмкина, что лишь его полагает и самым остроумным, и самым деловым, и самым преданным престолу, — Потёмкин не верил этой лести. И главным врагом в последние два года жизни стал для него этот мальчик с «невинной душой», как говорила о нём императрица. Светлейший всё грозился, что приедет в Петербург выдернуть этот «больной зуб», но последняя поездка в столицу показала, что Екатерина теперь больше верит этому сладкоголосому красавчику. И только смерть спасла Потёмкина от страшной неминуемой опалы...

Но Валериан вернулся, и родной брат придумал для него новое путешествие: он послал его под стены Варшавы, которую потопил в потоках крови Суворов.

Не в боях, не в стычках, а где-то на аванпостах Валериану ранили ногу, и ему пришлось лишиться большей её части. Встревожилась Екатерина, послала раненому мягкую карету, придворного хирурга и особым образом сделанное мягкое кресло, которое носили двое слуг.

Так и прибыл Валериан в Петербург, но Зубов заметил, что в императрице не убавилось нежности к этому безногому калеке. И он наметил для него ещё более далёкую поездку — на завоевание Персии...

Потёмкин умер, и теперь у Зубова не было соперников. Он стал быстро возвышаться, прибирая к рукам все дела по всем департаментам.

2