Читаем Вокруг трона Екатерины Великой полностью

У Петра отлегло от сердца. Если человек так разговаривает на французском, если голос его так изящен, не может же быть, что он злоумышляет. Но страх всё ещё держался в душе великого князя, и потому он продолжал сурово допрашивать Понятовского:

   — Зачем ты ворвался во дворец в такое неурочное время, зачем обвязал себя шпагой, для чего ты злоумышлял на мою царственную особу?

Пётр суетливо бегал вокруг закутанной в плащ фигуры Понятовского, злобно кричал, не давая себе труда вслушиваться в ответы обвиняемого, брызгал слюной. Его царская особа представлялась ему столь же драгоценной для русского народа, сколь и для него самого.

Понятовский стоял перед великим князем, глядел на его вытаращенные, красные от вина глаза, чувствовал его страх и молча досадовал, зачем не разбудил Владиславову, зачем отказался от услуг статс-дамы, теперь не было бы этого столь же нелепого, сколь и опасного для его жизни обвинения.

   — Позвольте мне не отвечать на ваши вопросы, — почтительно поклонился он Петру.

   — Что значит не отвечать? — взбеленился Пётр. — Что это значит? Только на дыбе можешь отвечать?

Он всё ещё бегал вокруг Понятовского, заглядывая ему в глаза и срывая с него длинный плащ, под которым оказался странного покроя кафтан, как будто нарочно выбранный поляком из одежды простонародья в целях маскировки. Этот костюм придал ещё больше убеждённости Петру: конечно, этот тип хотел убить его, великого князя, что же ещё за цель может быть? Правда, он мог прийти и по любовным делам — фрейлины Екатерины частенько приглашали своих кавалеров во дворец, и нередко Пётр заставал их в самых неприличных положениях, которых они, впрочем, вовсе не стеснялись...

Однако версия о покушении на свою драгоценную особу казалась ему более привлекательной, и он продолжал кричать и допрашивать Понятовского, совсем не адресуясь к его положению и происхождению.

   — Ваше высочество... — неслышно подошёл к Петру собутыльник, завсегдатай пирушек и голштинских вечеринок, соотечественник Понятовского граф Браницкий.

Пётр дико оглянулся на Браницкого. Он вовсе не был расположен выслушивать кого бы то ни было, и ему нравилась роль допросчика и палача. Но граф был всегда так услужлив, так мягок и так почтителен к Елизавете Воронцовой, что лицо Петра смягчилось: что хочет сказать этот полячок?

   — Ваше высочество, вы не узнали, да и трудно узнать, — прошептал ему почти на ухо Браницкий, — это дипломат, он из английского посольства, состоит при сэре Вильямсе и уж, конечно, здесь в связи с какой-нибудь любовной интрижкой. Между прочим, он поляк, зовут его Понятовский, и ваша супруга знает его довольно хорошо...

Всё это Браницкий прошептал Петру, и великий князь несколько успокоился. Конечно, этот красивый белокурый поляк с нацепленным и сбившимся от сутолоки париком замешан в какой-нибудь любовной истории, и Пётр облизнул тонкие, сухие и бледные губы, надеясь услышать что-нибудь от самого Понятовского.

   — Так скажите же имя вашей дамы, — уже милостиво протянул он. — Не беспокойтесь, оно останется в тайне, можете на меня положиться.

Понятовский внутренне усмехнулся. Он-то хорошо знал длинный болтливый язык великого князя — ни одна тайна, даже государственная, не могла удержаться в его голове даже и пять минут.

   — Прошу вас, ваше высочество, — пробормотал он, — позвольте мне оставить имя моей госпожи в секрете, позвольте просить вас отпустить меня...

Он бросил искоса взгляд на Браницкого, полный благодарности и обещания не забыть выручки соотечественника.

   — Ваше высочество, уж если оставаться истинным кавалером, то не стоит доискиваться имени дамы, — усмехаясь, продолжил свою защиту Браницкий. — Да и что вам даст это имя? Главное, господин сам признался, что влекла его одна любовь...

Пётр и вовсе размяк, но острое любопытство всё ещё заставляло его допытываться, кто же предмет страсти этого посольского человека.

И он продолжал свои вопросы, подходя к Понятовскому то с одной, то с другой стороны...

Солнце, неяркое, но по-весеннему тёплое, уже давно поднялось над горизонтом, когда наконец Пётр отпустил Понятовского. Однако он взял с него обещание, что тот обязательно скажет имя своей возлюбленной, и Понятовскому пришлось дать такое обещание.

Екатерина узнала обо всей этой истории только вечером, когда на парадном куртаге увидела поляка в числе приглашённых. Он глазами сказал ей о неприятностях, и она сразу поняла, что случилось кое-что. Но она долго не могла улучить время, чтобы подойти и узнать, что же произошло.

Фрейлина Нарышкина тихонько пробралась к Екатерине.

   — Сегодня ночью, — скромным, но торжествующим шёпотом объявила она великой княгине, — пытались злоумышлять на жизнь великого князя...

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное