Грозное получилось войско, возглавляли которое лучшие военачальники тех стран. Да и сам Стефан Баторий отличался не только храбростью и умением нацелено вести наступательные действия, но ещё и наглостью.
На польский престол после смерти Сигизмунда вполне мог быть избран Иван Грозный, но он не захотел, чтобы его выбирали — привык властвовать без всяких ограничений, хотел стать помазанником Божьим в Польше, как и в России, а не быть в зависимости от ясновельможных панов, его избравших. Так во всяком случае трактует этот факт официальная историография, почти не принимая в расчёт предположений о том, что польские магнаты могли вынашивать планы присоединения, при содействии Папы Римского и большинства королей Западной Европы, необъятной России к крохотной своей державе, а Иван Грозный не клюнул на предлагаемую ему заманчивую наживку. Не станем, однако, гадать на кофейной гуще, хорошо или плохо поступил царь Иван Васильевич, отказавшись от польского престола, признаем свершившийся факт и попытаемся разобраться в грозных событиях тех лет.
Стефан Баторий, которого его историографы восхваляют взахлёб, воодушевил добротно устроенное войско обещанием завоевать всю Россию, повёл полки болотами и глухими лесами, местами, где почти полтораста лет не ходили никакие войска. Стефан шёл путём Витовта, Великого князя литовского, трижды в четырнадцатом веке вторгавшегося в пределы Московского великого княжества — Баторий, как и Витовт, прорубал в чащобах просеки, на болотах стелил гати, через реки ладил мосты и совершенно неожиданно вывел своё войско к Велижу и Усвяту, легко взял обе крепости, имевшие великий запас продовольствия и ратного снаряжения, а к исходу августа подошёл к Великим Лукам, богатейшему городу древних новгородских владений.
Гарнизон крепости насчитывал всего около шести тысяч ратников, но тем не менее смог отбить первые штурмы. К тому же смелые налёты на осадивших крепость начал совершать воевода князь Хилков, стоявший в Торжке, но он не решался на свемную сечу с врагом, имеющим многократное преимущество, ждал подхода полков из Смоленска, Новгорода, Пскова и других городов. Увы, российские воеводы давно уже были отучены от дерзкой смелости: за самовольные действия, если они даже станут успешными, от царя не дождёшься ласкового слова, а если случится неудача, считай, лишишься живота.
Иван Грозный, в сложившейся ситуации вместо того, чтобы нацелить полки на разгром дерзкого противника, а то и самому выехать к войску, направил к ставшему по случаю королём польским Баторию послов для переговоров о мире.
Узнав, что к нему едет посольство, Стефан Баторий продолжал воевать как ни в чём не бывало: захватил Невель и Озорища, что ещё более добавило ему надменности. Вдобавок к этому весьма успешно действовали и союзники — литовцы и шведы: или разорена Старая Русса, захвачен Кексгольм, в осаде ещё несколько крепостей. Вот и заявил Баторий послам Ивана Грозного, что если Московский царь хочет мира, то должен отдать Литве Новгород, Псков и Великие Луки со всеми областями витебскими и полоцкими, а ещё всю Ливонию.
О положении дел в России Стефан Баторий был хорошо осведомлён от многочисленных своих лазутчиков, соглядатаев и перебежчиков. Она и в самом деле казалась почти безоружной. Король не мог не знать, что кажущееся — ещё не истина. Почти восемьдесят крупных воинских станов, полностью оснащённых огневыми нарядами, в любой момент были готовы вступить в сражение. Кроме станов — городовая рать в крепостях и во всех городах. Особенно крупные отряды находились тогда в городах западной части России.
Соловьёв, Карамзин, Устрялов и другие историки сообщают о многочисленном воинстве полевом, тоже готовом к битве. По оценкам, не Россия изменилась, но ей изменил Иван Грозный — государь самодержец. Он не возглавил своё войско, он даже не переехал в Кремль, где ему могли бы подсказать что-либо дельное приказные дьяки и думные бояре, а из своего страшного пытками и развратом гнезда направил главным воеводам во Ржев и Вязьму к великому князю Тверскому Симеону Бекбулатовичу[55]
и князю Ивану Мстиславскому послание такого содержания: